Читать книгу - "Фантомная боль - Арнон Грюнберг"

— Можешь приводить в дом кого захочешь, хоть двадцать штук сразу. Главное, чтобы они были молодыми и небесплодными.

— Я перезвоню тебе позже, мама, сейчас мне надо идти.

— Не вешай трубку, — попросила она, — не вешай трубку. Если до моей смерти ты не подаришь мне внука, я лишу тебя наследства, ты меня слышишь? Я лишу тебя наследства!

Я сел на кровать и стал ждать. Не знаю, сколько я ждал, пока наконец не явилась Ребекка.

— Где ты был? — спросила она.

— Ходил звонить, — ответил я. — А ты где была все это время?

Она бросила на кровать сигареты.

Мы говорили о погоде, об ужине, о том о сем. И вдруг ни с того ни с сего Ребекка сказала:

— Я с радостью отпилила бы себе голову.

— С чего это вдруг?

— Я схожу с ума от мыслей, которые роятся у меня в голове!

— Подожди немного, не отпиливай, — попросил я. — Мата Хари стыдно так себя вести.

Она схватила мою голову обеими руками и спросила:

— Я ведь твоя жена, правда?

Мне показалось, что моей памяти изо всех сил дали под дых. Удар был так хорошо рассчитан, что моя память согнулась пополам и ее вывернуло наизнанку. Ни на что иное моя память сейчас была не способна. Остатки желчи выплеснулись наружу.

* * *

Это произошло в тот вечер, когда я наврал, что у меня встреча с моим французским редактором Мастроянни. В тот вечер, когда мы условились встретиться с Эвелин после короткого перерыва в нашем романе. В тот вечер, когда я, по идее, должен был сидеть в джаз-клубе со Сказочной Принцессой.

Мы с Эвелин договорились встретиться в баре большой гостиницы. В этот бар я никогда не ходил со Сказочной Принцессой и никогда бы туда с ней не пошел. Там мы с Эвелин могли спокойно выпить и поговорить.

Йозеф Капано уже заказал машину и столик в романтическом ресторане — все говорило за то, что получится приятный вечер. И может быть, весьма даже приятный, если этому поспособствуют алкоголь, наши беседы и бог тоски. Возможно, чуть-чуть с примесью грусти, но грусти не жестокой.

Эвелин сделала прическу и маникюр, и даже педикюр она сделала, потому что была в босоножках. Я видел ее каждый день, кроме воскресенья, поэтому я точно знал, когда она сделала прическу. Она была в тот вечер по-настоящему красива, даже слишком красива — меня должны были об этом заранее предупредить.

— Как твоя жена? — спросила она.

Она всегда задавала этот вопрос. До постели, перед уходом, до того, как одеться, до того, как раздеться.

Я всегда отвечал:

— Спасибо, хорошо, все в порядке.

За несколько дней до этого она написала мне записку, детским почерком, и незаметно передала мне ее через прилавок. В записке говорилось, что ей надо о чем-то со мной поговорить. Когда я прочитал записку, она ее забрала и порвала на мелкие кусочки.

Моя жена читала газету и ничего не заметила.

Теперь, когда Эвелин сидела напротив меня в гостиничном баре, где собралось множество мужчин в костюмах, мы говорили не об этой записке, не о перерыве в нашем романе, а о ее работе, о вкусе капуччино, о ее конфликтах с начальником. Разные мелкие, но интересные сплетни, которые нас обоих развлекали и заставляли снова и снова подливать друг другу в бокал. Мне далеко не сразу удалось рассмешить Эвелин, но после того, как мы с ней более-менее долгое время не встречались вне привычных стен кофейни, на это всегда требовалось время.

Примерно в семь я объявил:

— Нам пора ехать в ресторан.

Мы направились к выходу, протискиваясь через толпу мужчин в одинаковых костюмах. У нее была с собой сумочка, я заметил, что это была новая сумочка. Из новой сумочки она достала пачку жвачки и протянула мне:

— Хочешь? Угощайся!

У моих поцелуев вкус яблочной жвачки — в этом секрет моего счастья.

— Дай мне руку, — попросила она.

Я дал ей руку.

На улице нас ждала машина. За рулем оказалась женщина. Я продиктовал ей адрес ресторана, после чего мы с Эвелин начали целоваться — так, словно в нашем романе не было никакого перерыва, словно в промежутке она не готовила десятки раз капуччино для меня и моей жены. Словно нескольких коктейлей, парочки сплетен, шуток, взглядов, ноги, перекинутой через ногу партнера, руки, слегка задержавшейся на его плече, было достаточно для того, чтобы мы снова вернулись в то состояние, в котором когда-то очень давно начинали наш роман.

Мы подъехали к зданию, на одном из этажей которого был расположен ресторан. Из окон открывался потрясающий вид — это было где-то неподалеку от Колумбийского университета. Я никогда там не бывал со Сказочной Принцессой и никогда бы туда с ней не пошел. Не надо все смешивать воедино.

Нас усадили за столик у окна, и вдруг Эвелин сказала:

— Я не буду есть.

— Будешь, будешь, — сказал я, — давай-ка съешь что-нибудь.

— Тогда сам закажи, что-нибудь несложное, из курицы.

Я заказал несложное блюдо из курицы и добавил:

— И для меня то же самое.

Я спросил, как ее дети. Мы придвигались все ближе друг к другу и все меньше ели курицу.

Десерт представлял собой водянистый фруктовый салат, я взял несколько виноградин у нее изо рта. Это был черный виноград с косточками — косточки я проглотил. Не любовь слепа и не желание — это голод слеп.

— Как твой водитель автобуса? — спросил я.

— Ах, — она со вздохом протолкнула мне в рот языком еще одну виноградину, — я от него ушла.

— Как это — «от него ушла»?

— Я его бросила.

Виноградные косточки, которые уже были у меня в горле, снова очутились у меня во рту. Я загнал их языком за зубы.

Был чудесный вечер, без намека на дымку, просто исключительно подходящий для обзора.

— Черт, — сказал я, — как неожиданно!

В этот момент она протолкнула мне в рот кусочек банана.

Мой голод был слеп и неутолим, но, возможно, слепота и неутолимость — необходимые условия для выживания.

— Что это ты вдруг? — спросил я.

Она перестала перегонять фрукты из своего рта в мой.

— Я для него была все равно что пустое место, — сказала она. — Я ему готовила, платила за жилье, несла половину расходов на джип, гладила, убирала, заботилась о его детях, но этого оказалось мало — я была для него все равно что пустое место. Пойми меня правильно, он отец моих детей, и я до конца своих дней не перестану его уважать. И еще я надеюсь, что с ним ничего плохого не случится, но я была для него все равно что пустое место.

Она протолкнула мне в рот языком половину клубнички.