Читать книгу - "Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус"

Казалось бы, мочи полы и радуйся!

Но, – нет!

Не такой я, чтобы почивать на лаврах!

Это обо мне поётся в романсе: "А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!".

Правда, в народе проще про то же самое говорят: "Свинья всегда лужу найдёт!".

И я нашёл!..

Тут не было наблюдательных телекамер, и их функцию выполняли люди.

Окружающие привыкли к такому порядку, как к вони, и вряд ли могли понять, почему естественное для них недоверие и слежка обрушились на меня так сильно.

– Обворовать! Да не как-нибудь, а начисто! – прозвучало в голове уже после первого часа работы.

И никаких угрызений совести! Наоборот, я вдруг всей кожей почувствовал великую справедливость лозунга "Грабь награбленное!". И раньше я сильно подозревал, что иногда «бомбануть» ближнего не грех, а подвиг, но теперь как будто бы кто-то поставил под этой криминальной мыслью печать.

Напрягая все свои режиссёрские и актёрские навыки, я стибрил для начала пару конфеток и одну растворил во рту.

Жевать было опасно!

За каждым углом мог быть соглядатай!

Не успел я об этом подумать, как главная из них уставилась на мой распухший от блокнота карман. Плотоядно шевеля пальцами и губами, эта ворона в чёрном пиджаке, чёрной юбке и с чёрной сумочкой начала приближаться. Хищный и алчный взгляд падальщика выдавал её с головой – торговая полиция!

Представляете?

И я не стал ждать, когда она схватит меня за вещественное доказательство, да ещё, не дай Бог, не за то. Я вынул блокнот и, распушив, встряхнул. Из него тут же, к моему ужасу, выпало что-то коричневое…

– Конфета! Нет! Слава Богу, таракан!..

Мадам криво осклабилась и, не прекращая движения, тут же пристроилась к какой-то рассеянной гражданке, забывшей свой чек у кассы…

В тот же день я ещё раз чуть было не вляпался. Уходя с работы, я почти что вынес свои недоеденные бутерброды и виноград. Персонал ахнул, когда узнал об этом. Пришлось выбросить всё в мусор. Как бы я доказал, что виноград из дома, а не из магазина?

На другой день я не взял никакой еды. А по инерции забыл и деньги. Уже в супермаркете я вспомнил, что сегодня придётся ехать на общественном транспорте (обычно была подвозка). Это подогрело мою психику ещё больше. Тем более, что «ворона» появлялась в самый неподходящий момент и в самых неожиданных местах. Своё поганое дело она знала, а я своё не знал.

В обед, когда голова закружилась от напряжения и голода, я всё-таки стянул питу (маленькая лепёшка) и поднялся в раздевалку, где стояли два стола, стулья, кипятильник, а у умывальника лежали сахар, кофе, заварка и молоко (до сих пор не знаю: ворованные или кем-то купленные для всех). Только я сел и поднёс лепёшку ко рту, как сидящая за другим столом молоденькая кассирша спросила:

– А почему пита без начинки? Вы её через кассу пронесли?

Кровь ударила мне в голову.

И эта туда же!..

Получает такие же гроши, что и я, а патриотка. И чего? Собственности, хозяин которой живёт и жирует в Америке и чихал на Израиль и на неё лично. Это же надо – её грабят и за человека не считают, а она готова им зад лизать!.. Стоп! Надо взять себя в руки…

– Что вы! – говорю я вкрадчиво и даже ласково. – Я эту питу украл…

Кассирша только рот раскрыла, а потом заморгала часто-часто и пробормотала:

– Вас же могут поймать…

– Если вы не донесёте, то вряд ли, а если донесёте, то я вас зарэжу!..

Вы бы видели, что с бедняжкой случилось. Девочка была ярко выраженной кавказской принадлежности и шутки не поняла. Тем более, что рожа у меня тоже смахивает на кавказскую, и предупредил я её очень зло и мрачно. Она не промолвила ни слова и, бледная как смерть, едва доработала до конца смены.

Я не ожидал и тем более не хотел такой реакции, но сейчас мне было не до неё. Шёл второй день, а что я сделал? Ничего!

Невезуха была полная. Только-только я выяснил, куда можно кое-что вынести, как туда и начали выбрасывать груды совершенно пригодных, на мой взгляд, продуктов и товаров. Мимо меня проносились абсолютно свежие печенья, пирожные, слоёные пирожки с различными начинками, шоколадные конфеты и всякие другие сладости, а также куры, мясное филе, орехи… Господи, да разве я мог проследить, сколько всего беспрепятственно выносилось в мусорный отвал за магазином. Завтра супермаркет не работал, и поэтому шёл такой шмон. И это при том, что всё это кушать в течении дня, да и сейчас тоже, персоналу было запрещено строго-настрого. Покупатели могли пробовать от пуза, а мы – ни-ни! Кстати, ту питу, что я стащил, я так и не съел, и сейчас меня уже довольно сильно потрясывало от голода. Но особенно – от возмущения. А так как в магазине было только два несильно занятых шомера (люди, проверяющие у входа и выхода сумки и чеки), то я, имитируя совком и щёткой уборку около одного из них, начал потихоньку выпускать пар. И тут, высказав пару мыслей о мерзости и бездуховности так называемого капитализма и трижды преступной формы того дискредитирующего самого себя обманного социализма, среди которого мы выросли, я неожиданно встретил страстную защиту принципа "Человек человеку – никто!".

– Это тебе не мертворождённый социализм! Это, слава Богу, живой и правильный капитализм! – сказал шомер и характерно, как Муссолини, повёл бородатым подбородком снизу вверх и выпятил его.

– Да нет в конце концов ни здесь, ни в каком другом месте ни социализма, ни капитализма! – удивился я. – Да и какая между ними для нас разница? В одном случае – "Давай-давай, шуруй-шуруй – начальству слава, а нам художественный образ из трёх букв", а в другом – "Давай-давай, шуруй-шуруй – хозяину деньги, а нам всё тот же самый фаллический символ". Термины всё это! Для партийных попов и политологов. Нет, не было и никогда не будет ни фашизма, ни социализма, ни капитализма. Есть, были и будут только ЧЕЛОВИЗМ и звероскотинизм.

– А когда все хапают и обжирают друг друга, то – коммунизм, – ухмыльнулся шомер.

– Не хапают, а доверяют друг другу. И не коммунизм это, а опять же – ЧЕЛОВИЗМ, что друг на друга, конечно, теоретически похоже, а практически – не всегда! Вот у тебя дома наверняка у каждого свой счёт, и это строго моё, а это строго твоё.

– А как же! – с очень большим достоинством сказал шомер и тряхнул претенциозной профессорской бородкой. – У меня дома не твой ЧЕЛОВИЗМ. У меня дома порядок!

– Скука у тебя и бессмыслица, а не порядок! – хотел сказать я, но промолчал.

Таким нельзя говорить больше, чем они могут понять. В своей скорлупе они думают, что счастливы, и никогда не поверят, что за ней есть что-то другое и гораздо большее. Да им и не надо другого. Они достигли своего предела – они мертвы!..

Попозже, увидев, с какой помпой этот орёл-бородач садится в своё сверкающее транспортное средство, я рассмеялся. С кем я спорил? У него же вместо мозгов и души только вот этот лимузин и сытое благополучие…