Читать книгу - "Авиньонский квинтет. Ливия, или погребённая заживо - Лоуренс Даррелл"

— Я только что принял решение, послезавтра возвращаюсь в Лондон. Тучи сгущаются, я чувствую, что должен быть на посту в моей старой Англии, если уж ей выпадет жребий быть втянутой в войну.

Им и вправду руководил патриотизм, приправленный однако благоразумием: лучше быть поближе к своим инвестициям. (На самом деле, как принц объяснял Катрфажу, он едет совсем не в Лондон, а в Женеву.) Ему приходилось быть осторожным, чтобы не поползли слухи. И все же какая-то часть его «я» действительно ощущала все более горячую привязанность к старушке Англии. И нынешним вечером он с нежной теплотой говорил о том, что будет после гипотетической войны — даже теперь война все еще казалась безумием, втайне люди надеялись, что в последний момент найдется какой-нибудь компромисс, или произойдет вероломное убийство, которое повернет события вспять.

— Мы должны упорно двигаться к более высокой справедливости и великому равенству возможностей, — проговорил старик, похоже, не ведавший, что подобные утопические идеи были уже высказаны раньше.

Он словно заряжал эти сентиментальные клише собственной наивной верой. В такие моменты грудь его так раздувалась от эмоций и высоких помыслов, что, казалось, он вот-вот взлетит. Он мечтал дать миру еще один шанс. Обычно такое случалось после обеда, когда он оставался наедине со своей гладкой, как шелк, Джульеттой и fine à l'еаи.[189]

У принца тоже был грустный вид, он был погружен в собственные мысли; он не любил прощаться, а теперь, похоже, настала пора расставаний — и как раз когда он вышел на несколько весьма многообещающих и полезных партнеров. Когда Гален в первый раз попытался выведать, кто они, эти его новые знакомцы, принц ответил уклончиво, не хотел пугать старика. А еще он решил сначала сам хорошенько прощупать новых друзей. Он тщательно изучал их фотографии и сведения о них в полицейских досье, предоставленных ему шефом жандармов. А самому шефу предложили отличную должность с прекрасным жалованием в Каире, чтобы он учил уму-разуму египетских полицейских. Ситуация складывалась неплохая — вот только война могла все испортить; знать бы наверняка, что Франция останется свободной… Он представил фотографии своих новых друзей: Понтия, Мерлиб, Зогхеб, Аккад… Замечательная галерея. Мощные челюсти, взгляды, точно у каракатиц, всклокоченные волосы, носорожьи носы! Великолепно! И что удивительно: все выглядели, как крупные церковные чины, папы римские в мирской одежде. Принц мысленно погладил эти образы, будто воображаемых котов. Наверно, надо немного помучить Галена. Он издал короткий сухой смешок и увидел, как хозяин весь напрягся от боли.

— Вы спрашиваете о моих теперешних партнерах? — произнес принц. — Интересно, вас удивит то обстоятельство, что все они — бывшие епископы, аббаты, капелланы и приходские священники — церковники!

Гален и вправду удивился, а принц демонстративно захихикал еще раз, но потом ударил ладонью по колену и, не выдержав, рассмеялся, уже искренне, глядя в потолок. Он был похож на пьющего воду цыпленка. Катрфаж, посвященный в «шутки» принца, тоже издал уничижительный смешок. Однако Гален понял, что над ним подтрунивают.

— Неужели? — переспросил он не без раздражения, но и не без радости.

— Мой дорогой, — отозвался принц, — я подавился смехом. Не обижайтесь, со мной такое бывает. Давлюсь. То от смеха, то от волнения. Они все великие преступники.

— Преступники! — эхом отозвался Гален, со свистом втянув воздух. — Вы сотрудничаете с преступниками?

— Увы, — сказал принц, — я бы и рад, они могут оказаться очень полезными людьми. Однако теперешнее положение в мире таково, что я не имею права рисковать даже малой частью государственных средств, казной Египта. Проклятая война…

Да, видимо, любые рассуждения о чем бы то ни было, неизбежно упирались в cul de sac, в глухую кирпичную стену предвоенного положения.

Принц поведал обществу, что когда этих великих преступников стало опасно держать за решеткой, французское правосудие сплавило их в ссылку, избрав для этого три славных города: Тулузу, Ним и Авиньон. Им запретили возвращаться в Париж. Зато в этих городах они могли жить на свободе, лелеять свои идеи. Ему повезло, добавил он, что Авиньон тоже вошел в эту тройку. Это позволило ему запустить несколько очень важных проектов — в качестве представителя египетских компаний. Гален слушал его с вытаращенными от ужаса глазами.

Довольный произведенным эффектом, принц позволил себе несколько расцветить свой лапидарный английский.

— Все они получили отменное воспитание, — продолжал он, всех удивляя, — однако почти каждый ни за что не отказал бы себе в удовольствии приговорить соперника — к смерти. — Он, выдержав паузу, уточнил. — Сначала забили бы его насмерть, а потом сбросили через средневековый oubliettes'[190]в Рону, — проговорил он так, словно река кишела трупами.

— Боже мой! — воскликнул лорд Гален, потрясенный подобным смакованием подробностей. — Какая оригинальная идея!

Он был заинтригован столь радикальными новшествами в борьбе с конкурентами.

Последовало еще несколько душераздирающих подробностей, но, честно говоря, Блэнфорд почувствовал, что вечер обретает некую вялость, словно ему переломили хребет приближающаяся война и неизбежные расставания. Луна стояла высоко, и виноградники, полные зреющих гроздей, сонно замерли, не тревожимые ветром. Катрфаж впал в задумчивость и погрустнел, когда Гален сказал ему, что в ближайшую неделю ему придется закрыть свой авиньонский офис и перебраться обратно в Лондон.

— Так скоро? — спросил он, и Гален решительно кивнул.

— Знаю, как это трудно, но интуиция подсказывает мне, что пора отсюда уезжать.

Так оно и было; на сей раз интуиция его не подвела. И как нарочно погода в этом году была очень благотворной для лозы, никогда еще прогнозы на урожай не были столь благоприятными.

— Я бы, конечно, мог дождаться vendanges[191]— произнес принц. — Après tout[192]Египет сохранит свой нейтралитет, так что я волен поступать, как хочу. Однако, боюсь, мне тоже придется уехать. Королевская яхта не может ждать вечно.

Он с вожделением подумал о зреющих молодых лозах, которые гордо вздымали свои роскошные зеленые гривы над пологими склонами и уступами горных террас, раскинувшихся вокруг; но с не меньшим жаром он представил лозы старые, вновь нагнетающие пропущенный сквозь себя свежий сок в золотые гроздья, в тысячи гроздей на сотнях квадратных километров по обе стороны быстрой зеленой Роны. От одной мысли об этом принц почувствовал жажду. И неожиданно повеселел, как неунывающий кузнечик.

— Вам действительно пора домой? — переспросил он, и вновь Гален решительно кивнул. — Что ж, так тому и быть, — сказал принц, вздымая к небесам маленькие ручки, словно закрывая тему обращением к Аллаху, у которого на все его собственная воля.