Читать книгу - "Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска"

– Многозначительный жест.

– Павел, пожалуйста, перестань.

– Ребенок от него? – кивнул Павел на еще плоский живот Клары.

– Наверное…

– Анализ сделаешь?

– Вообще надо бы в моем-то возрасте… И я бы точно узнала, от кого ребенок… – На самом деле Клара жутко боялась чудовищной иглы, с помощью которой берут на анализ немного околоплодной жидкости. – Но это риск выкидыша. – Ей была известна статистика неумелых анализов подобного рода.

– А Яцеку ты сказала?

– Нет… Я его не хочу… Он не заслуживает…

Она прикрыла отекшие ноги пледом, который весь был в собачьей шерсти.

– Не заслуживает ребенка?

– Ну, я скажу ему через месяц, через два… – Она старалась отодвинуть от головы Яцека гильотину правды. К ней самой эта правда пришла гораздо деликатнее: текла по канальцам предчувствий, просачивалась сквозь частички времени, позволяя к себе привыкнуть.

– Так кто же будет отцом?…

– Я куплю квартиру и буду жить одна.

– Радикальное решение. А вот предположим, что ты сойдешься с Юлеком, – она было запротестовала, но он жестом остановил ее, – а ребенок окажется от Яцека…

Можно было бы рассказать Кларе о бурой мыши – единственной в природе самке, которая хитростью сравнима с женщиной: когда появляется новый, более сильный самец, бурая мышь избавляется от беременности. Но такая притча оскорбила бы ее.

– Я боюсь его депрессии. Мне одной было трудно, а уж если ребенок… Что я сказку ребенку? «Папочка у нас больной и недееспособный»?

– Возможно, его депрессия – однократный эпизод и больше никогда не повторится…

– Мне и этого хватило… Люди меняются… Я не знаю, что у него внутри, кто он на самом деле. Мне это все слишком дорого стоило. Я больше не хочу.

– И ты тоже говоришь о деньгах, как Юлек.

– Я?

– «Мне это все слишком дорого стоило».

– Павел, не придирайся к словам, я не твоя пациентка. Ты не вылечишь меня. Никто меня не вылечит. Я взрослая. Я знаю, чего хочу.

– Хочешь ребенка?

Клара не ответила. Да он и не слушает ее, а только переспрашивает, проверяет, как когда-то перед сессией проверял, хорошо ли она подготовилась. Со времен учебы изменилось только то, что теперь он на месте экзаменатора, – восседает на своем троне врача весь такой важный, среди полок с книгами, встроенных в стены довоенного каменного дома, и предлагает пациенту одноразовые платочки. Использованные валялись на плетеном ковре с тибетским узором. Пять, шесть… Клара насчитала десять. Десять засморканных, заплаканных свидетельств ее поражения.

– То, что у тебя есть деньги, – замечательно, – ласково заметил Павел.

– Да, сейчас это важно.

– Важнее, чем Юлек и Яцек? – усомнился Павел.

– Важнее всего ребенок. А у этих… свои проблемы.

– Клара, беременность не может быть местью.

– Местью за что? За их идиотизм и трусость?

Он погладил ее по голове.

– Клара, у меня найдется для тебя комната, и она всегда в твоем распоряжении. Днем и ночью. Рядом парк, дорожка для матерей с колясками.

Она наконец заметила, что машинально выдергивает нитки из пледа, и смяла их в комок. Детская коляска – это уже что-то очень конкретное.

– Я скучаю по нему. Ненавижу – и скучаю. Это все гормоны, да?

– Разновидность любви.

Он редко употреблял само это слово – «любовь». Идеал любви, некогда воспетый в стихах и легендах, был для него фантастичен и потому неубедителен. А то, как упавшую с пьедестала святости любовь ныне пытаются реанимировать в сериалах и эстрадных шлягерах, и вовсе не укладывалось в какой-либо литературный жанр. Прежде напряжение страсти удовлетворялось в мягких мещанских гостиных, а теперь требуется разрядка еще и в психотерапевтических кабинетах. Когда к Павлу приходили несчастные влюбленные, он, не обнаруживая своего цинизма, выслушивал их, посматривая на насекомых под стеклом. Тела, четко разделенные на голову, туловище и брюшко. Природа, руководствуясь первобытным чутьем, абсолютно правильно разделила мышление, пищеварение и наслаждение размножения. А у млекопитающих, увы, брюшко соединено с туловищем. Хуже того: человек всегда претендовал на главенство разума, силился подчинить ему телесные порывы. Но в любовном безумии, как и в психозе, влечения вырываются наружу – выпячивается брюшко! В своеобразном психическом «мешочке» годами накапливаются обиды и комплексы. Пытаясь соединить потребности брюшка с голосом разума, несчастные изгибаются в самые уродливые психологические фигуры. А все для того, чтобы, отбросив прочь ограничения, налагаемые здравым рассудком, изведать счастье червей и насекомых. Ощутить экстаз самца богомола, которого пожирает самка, наслаждение фиговой мушки, умирающей тут же после совокупления.

– Гормоны беременности? – Павел задумался, разламывая скорлупку фисташкового ореха. Цвет орешков гармонировал с зеленоватыми обоями, выбранными по английскому каталогу, – вот она, вершина мещанского уюта. – Гормоны – наши суфлеры, жаль только, что мы разучились понимать их язык, – процитировал он свое излюбленное определение. Такие определения подобны плацебо: в них нет смысла, но они подходят к большинству случаев, с которыми имеешь дело.

– Но ведь мы – существа более сложной организации, нежели животные. – Клара знала о его увлечении эволюционной психологией.

– Мы слишком сложные существа. Именно поэтому я и упрощаю.

– Тогда скажи мне, почему я не сделала ничего, чтобы удержать Юлека? Я его, можно сказать… выбросила… – Она махнула рукой и опрокинула коробку с платочками.

– И твоя мать не боролась за отца…

– Павел, если тебя бросают, за что тут бороться? Возвращать кого-то – значит, обращать в свою веру… Разве любовь – это религия?!

Собака, не привыкшая, чтобы на ее хозяина кричали, настороженно приподнялась, потревожив спящих щенков. Те запищали, пытаясь снова отыскать утраченные соски.

– Извини. – Клара запихнула платочки обратно в коробку. – Павел, я реву от страха.

– На то я и есть, – присел он перед ней на корточки.

– Ты меня экзаменуешь.

– Нет, я только задаю вопросы, на которые ты сама должна найти ответы и принять решение.

– Ладно.

Спазм в желудке, мучивший ее несколько дней, кажется, прошел.

– Но я могу сделать тебе подарок. Вот этот зарезервирован специально для тебя. – Павел вынул из «манежа» щенка, больше всего похожего на мать. – Дети легче воспитываются, когда в доме есть собака.

– Ага, я с животом и собака. Подтирать за ним лужи, гулять…

– Нам не к спеху, – проговорил он от имени щенка, – мы подождем. Пока что твой песик будет у меня. Как же нас зовут? Нас зовут… – Он приподнял мордочку щенка, словно тот ожидал Клариных предложений.