Читать книгу - "Храм Согласия - Вацлав Михальский"

– Я обычно обедаю в общей столовой, но там поговорить не дадут. И выпить. – Семечкин впервые улыбнулся, отчего лицо его стало гораздо моложе.

Адам отметил, что на столе не бражка, а настоящая бутылка водки, запечатанная сургучом.

Семечкин ловко откупорил бутылку, налил стограммовые граненые стопки.

– За знакомство, под борщик!

Они чокнулись и выпили.

Адам обратил внимание, что Семечкин ест борщ так же, как и он, не хлюпая, тихо, аккуратно. Борщ был отменный – на мясном бульоне, с настоящей свежей капустой, давно Адам не ел ничего похожего.

– И рабочих таким кормите?

– А как же – все из одного котла.

От выпитой водки в голове у Адама чуть помутилось, комнатка поплыла перед глазами, и Семечкин показался ему добрым, всемогущим великаном, который что-что, а уж его, Адама, судьбу изменит в корне.

– Я первый раз ассистировал при операции, а с детства мечтал. У меня дед был хирург, с самим Пироговым Николаем Ивановичем работал в оборону Севастополя*. Я в семнадцатом году даже поступил у нас дома, в Ростове-на-Дону, в Варшавский русский университет, на медицинское отделение.

Адам чуть не поперхнулся, но нашел в себе силы не проболтаться, что он сам выпускник Ростовского медицинского института**.

* Речь идет об обороне Севастополя 1854 года.

** Истоки возникновения медицинской школы на Дону берут начало в XX веке, когда в 1915 году на базе Варшавского русского университета создается медицинский факультет. В 1920-м году состоялся первый выпуск 295 врачей. В 1930 году факультет преобразован в медицинский институт, а в последующем в Ростовский государственный медицинский институт. В 1980-м за заслуги в деле подготовки кадров не только для нашей страны, но и для более 60 стран Африки, Азии и Латинской Америки медицинский институт был награжден орденом Дружбы народов. В 1994 году преобразован в Ростовский государственной медицинский университет, который является крупнейшим базовым учебным, научным и лечебным центром на юге России.

– А чего не кончили? – тупо спросил Адам.

– Да ты смеешься? Революция навалилась, гражданская война, на Дальний Восток меня занесло. Отрядом командовал, молокосос. После ранения год провалялся, даже, считай, полтора. Очухался, поставили золотым прииском командовать. Потом кочевал по всей России с завода на завод, с фабрики на фабрику – номенклатура. А в начале сорок третьего сюда прислали. А вы спец! Фронтовой хирург? Недавно к нам?

– Трудно сказать.

– Это как?

– Не помню. Почти три года, говорят, лежал, а сейчас пастухом у Воробья.

– Вы?! – Семечкин оглядел Адама с большим недоверием. – Вы ведь настоящий хирург, я сам видел.

– Может быть… это на автомате… руки помнят.

– Так вы что не в памяти?

– Да, – соврал Адам, – иногда что-то мелькает…

– Мне это понятно, я сам долго валялся. Наверное, тяжелая контузия. Голова болит?

– Всегда.

– А сейчас?

– Нет. У меня здесь сестра, а теперь еще и жена. Я уже год как хожу.

– А у меня четыре дочки, все в Москве, кто выучился, кто учится, мы здесь с женой.

Выпили еще по стопке.

Помолчали.

Выпили по третьей.

– Ну что, значит, с сегодняшнего числа, 9 января 1946 года, зачисляетесь врачом медсанчасти.

– Не имею права. У меня документов нет.

– Документы сообразим. Память вернется, и сообразим. А в деле я видел вас сам, вплотную. Все. По рукам! – Семечкин встал и протянул Адаму руку.

– Врачом не имею права, если исполняющим обязанности фельдшера, на время его болезни, временно…

– Хорошо. Потом разберемся, по ходу.

Адам пожал протянутую ему теплую, сухую кисть руки, и ему почудилось, будто он шагнул в преисподнюю – даже серой на него пахнуло.