Читать книгу - "Записки сахалинского таёжника - Валерий Маслов"

— Понял, какая у меня собака!

— Ещё не вечер.

— А что будет вечером?

— Да муравьи сожрут Тайгу, Мурка-то — вон, где устроилась, — Колёк показал рукой на обрыв.

— Правильно, она нас охраняет! А Тайга ещё маленькая, чтобы сторожем работать, она малолетка.

Тимоха завёл огонь, повесил чайник и в большом котелке воду под вермишель.

— Я не понял, а вы-то что сидите спокойно? — сказал Виталя, почёсывая укушенное место.

— А вот я не пойму, что вы дергаетесь?

— Вас что, муравьи не кусают?

— А зачем им нас кусать? Для этого вы существуете!

— Виталя, муравьи своих не кусают, разве что — так, иногда. Я тоже сначала удивлялся. Мы подпрыгиваем, а Тимоха спокойный, что танк. В тот раз Олег подпрыгивал.

Вермишель сварилась, парниша открыл банку тушёнки. Колёк сразу повесил два ведра — тузлук варить. Мурка крутится вокруг навеса, Тайга не пускает свою мамку под навес, рычит, — наглая, однако, собачка. Сейчас тебя мамка поставит на место! Вывалил тушенку в котелок с вермишелью. Муся пристально смотрит на хозяина, пустые банки все её. Парниша мельком глянул на Колька, — тот улыбнулся, он понял, что сейчас произойдёт. А Юрок смеётся, довольный, что его собака гоняет свою мамку. Ничего он не понял.

Тимоха смотрит на Мурку, а говорит совсем другое:

— Тайга, на! — и бросает банку молодой собачке, а взглядом сказал своей собаке: мол, банка твоя. Да Мурка и сама знает. Белая собака стрелой набросилась на свою дочку. Схватка была короткой, но шумной: Тайга блажила на всю тайгу! Да какая это схватка? — Мамка поставила на место свою дочку! Забрала банку и ушла на обрыв. Все, после этого случая Тайга будет бояться Мурку. Ребята посмеялись, один Юрик не смеялся: он жалел свою побитую собаку.

— Тимоха, зачем так делать? А ты, Мурка, нехорошая собака, — дочку свою бьёшь.

— Юрок, Мурка учит твою молодую. А то, я смотрю, она больно наглая. Ты представь, что заместо Мурки была бы, допустим, крупная овчарка, и что бы она сделал твоей Тайге? — Да порвала бы её здорово! Теперь всё, точки над и расставлены.

Покушали, времени ещё хватает. Потихоньку, не спеша, допилили и порубили сушины, сваленные Сашей. Сварили шесть вёдер тузлука. В сумерках сели вечерять, доели вермишель, стали пить чай с батоном с маслом.

— Дров у тебя Тимоха, гора.

— Дрова — это жизнь! Скажи, Юрок?

— Правильно, есть время — надо заготавливать. А что без дела сидеть?

— Олег с Сашей были другого мнения: Саша день проспал; Олег, правда, икру перерабатывал, но мне кажется, он тоже полдня спал. Оказывается, икру готовить быстро. А ты, Виталя, что, уволился с работы?

— Зачем я, Тимоха, увольняться буду? — Отпуск. Подготовительные работы сделали, котельная полностью готова к отопительному сезону, — народ в отпуск и отпустили.

— Да, с одной стороны, работа выгодная: в отпуск только летом, как раз на ход горбуши. А вот охотникам-промысловикам у вас нельзя работать: им отпуск нужен в ноябре, в декабре.

— Наши кочегары почти все встали на Бахуровскую тропу. В начале зимы — да, хрен кого отпустят. Ведь, как правило, отопительный сезон нормально начинается. А где-то с середины ноября пошли мелкие аварии на теплосетях.

— Что ты, Виталя, Юрка не возьмёшь к себе на работу?

— Тимоха, я не начальник, и к нам в котельную тяжело устроится: кого попало не берут. В данное время это, наверное, самая стабильная организация во всём Соколе.

— А совхоз?

— Юрок, совхоз — нет, потому что туда берут кого попало, тебя ведь взяли! Был бы я директором, да я бы тебя на пушечный выстрел к совхозу не подпустил! Ты и Колёк нанесли родному совхозу колоссальные убытки!

— А ты, Тимоха, докажи! Мы честные, не надо на нас наговаривать.

— Правильно, Колёк! Нифига, ты, Тимоха, нас обвинил! Да чтобы с родного совхоза! Да я горой за свой совхоз!

— Ну, вот почему половина работников с Долинска: потому что местные горой за совхоз!

— Какой «половина»? — Две третьих, а может и три четвёртых с Долинска. Половина совхозных в Южном работает. Западло стало в совхозе с коровами работать.

— А ты бы, Колёк, пошёл в совхоз, на скотобазу работать?

— Тимоха, кто меня туда возьмёт?

— Ну, Юрика-то, скажем, взяли.

— У него не столько много грехов, как у меня.

— А, понимаю: ты честней Юрика, а за свой родной совхоз — в две горы!..

Виталя пошёл в палатку, Колёк с Юриком располагаются у костра.

— Вы с дровами поаккуратней, — я их пересчитал!

— Ты что, Тимоха?

— Да, Юрок, он каждый вечер дрова пересчитывает. А сколько сегодня штук можно взять?

— Так, сегодня ночь тёплая — ну, примерно… — парниша не договорил: глядя на Юрика лицо, он не выдержал. Посмеялись здорово!

— У вас шутки какие-то левые. Я, было, и впрямь подумал: ну, попал на путину!

— Юрок, мне вот кажется, что тебе по барабану: левые шутки или правые!

— Тимоха, иди спать!

Парниша на улице разделся до трусов и залез в палатку.

— Ты, Виталя, храпишь?

— Жена говорит, что не храплю. А тебе в трусах не холодно будет?

— А ты что, в брюках в мешок залез? Твой спальник теплей моего.

— Я трико простое надел.

— Лето на дворе, август, самые тёплые ночи. В конце месяца — всё, утренники станут холодными. И, как правило, скачок произойдёт резко. Ну, что, отбой в вооружённых силах СССР!

Проснулся на рассвете. Слышен приглушенный говор. Вылез со спального мешка, — трико, футболка, носки, кроссовки, — оделся и на улицу. Два брата сидят чаи гоняют.

— Вы что, ночь не спали?

— Спали, полчаса как проснулись.

— Дрова, Тимоха, можешь не пересчитывать: я ночью пилил и рубил!

— Охотно верю! Так, что на завтрак готовить будем?

— Да куксы запарим и по полбанки тушёнки.

— А дурно, Юрок, не станет от такого завтрака?

— Я не знал, Тимоха, что ты такой жмот! И тушёнка, кстати, не твоя.

— Вот, ты и будешь в кусу мою тушёнку добавлять!

— Спасибо, сам ты её ешь! Что, гольная соя?

— И не говори! Тушёнка походная, куски соевого мяса нарезанные кубиками. Демократы сраные! Да чтобы этот Ельцин со своей шайкой быстрей коньки отбросил!

— И думаешь, Тимоха, лучше будет? — Виталя поднялся.

— Я уже ничего не думаю по этому поводу. Казалось бы, хуже уже некуда, а всё хуже и хуже. Я уже просто мечтаю, чтобы этому главарю было плохо, чтобы он раком заболел или какой-нибудь другой бякой.