Читать книгу - "Собрание сочинений в 9 тт. Том 7 - Уильям Фолкнер"

— Послушайте. Ваш племянник свободен. В этой бумаге сказано, что он не убивал белого человека и что никто не смеет обвинять его в этом, иначе и я, и великий вождь, сидящий рядом, будем разгневаны. Он может сейчас же возвращаться домой. Возвращайтесь и вы. Ведь хорошо сказано, что отцу тревожно в могиле, когда сын покидает родные места, не так ли?

Снова наступило молчание. Потом президент сказал:

— К тому же белый дом заседаний с золотым орлом сейчас занят советом вождей, более могущественных, чем я.

Рука дядюшки поднялась, из грязноватой кружевной пены вынырнул, покачиваясь, указательный палец: знак упрека и несогласия.

— Даже глупый индеец не в силах поверить этому, — сказал он. Потом, не меняя интонации, произнес (министр не понял, что именно к нему обращался дядюшка, так что президенту пришлось подсказать ему): — И те вожди, наверно, еще долго пробудут в белом доме, я так понимаю.

— Да, — сказал министр. — Пока не растает весь снег и не расцветут цветы по зеленой траве.

— Ну, что же, — сказал дядюшка. — Придется нам подождать. Как раз и остальные подъедут.

И так получилось, что по Авеню, которой была уготована славная судьба, под непрекращающимся снегом, двигалась эта странная кавалькада, уныло про лагавшая себе путь; в головной повозке сидели президент, дядюшка и племянник, на колене которого по-прежнему лежала пухлая, унизанная кольцами рука, а за первой повозкой шла вторая, в которой находились министр и его секретарь, и за ними — две цепи солдат, между которыми чинно двигалось темное людское облако — мужчины, женщины, дети, пешком и на руках; и так случилось, что за председательским столом палаты, которой суждено было стать колыбелью великого будущего, возобладавшего над несправедливостью истории и людским тщеславием, стояли президент и министр, а чуть ниже, в окружении живых творцов этой судьбы и под зоркими взглядами величественных призраков тех, кто издревле мечтали о ней, стояли дядюшка и племянник, за которыми безмолвно (если не считать все того же мерного шуршания шерсти о кожу) темнела толпа их сородичей, друзей и знакомых. Президент наклонился к министру.

— Пушка у них готова? — шепотом спросил он. — Вы уверены, что они заметят от двери, как я махну рукой? А что, если эти чертовы орудия взорвутся: из них последний раз стрелял Вашингтон в Корнуоллиса[33]. Тогда ведь все шишки ПОСЫПЛЮТСЯ на меня, не так ли?

— Так, — шепнул министр.

— Да поможет нам Бог. Давайте книгу.

Министр передал ему книгу, которую успел захватить по дороге из кабинета, — сонеты Петрарки по-латыни.

— Надеюсь, что я не настолько забыл латынь, чтобы это сошло за английский или чикасо, — сказал президент. — Он открыл книгу, и снова президент, повелитель народов, герой битв — дипломатических, законодательных и военных, — выпрямился и посмотрел на смуглые, неподвижные, сосредоточенные, ожидающие лица; когда он заговорил, то это был голос человека, который заставляет других людей слушать и повиноваться.

— Фрэнсис Уэддел, вождь народа чикасо, и вы, племянник Фрэнсиса Уэддела, будущий вождь, слушайте мои слова.

Затем он начал читать. Его голос, сильный и звучный, разносился над смуглыми лицами, рассыпаясь на торжественные слоги, под величественными сводами зала. Он прочел десять сонетов. Затем, подняв руку, он резюмировал; его голос замер в торжественной тишине, и он опустил руку. Через какое-то мгновение снаружи раздался нестройный артиллерийский залп. Теперь впервые в темной толпе стало заметно какое-то движение: это был шепот, восторженное удивление. Президент снова заговорил:

— Племянник Фрэнсиса Уэддела, вы свободны. Возвращайтесь домой.

И тогда слово взял дядюшка; опять из кружевной пены показался его укоряющий перст.

— Пустоголовый мальчишка, — сказал он. — Подумай только, сколько времени ты отнял у этих занятых людей. — Он внезапно повернулся к министру, и снова голос его зазвучал ровно, приветливо и почти весело. — А теперь давайте поговорим об этом проклятом броде.

Разомлев под лучами мягкого осеннего солнца, президент сказал:

— Ну, вот и все.

Когда секретарь удалился, взгляд президента упал на конверт, лежащий на столе. Он разрезал его, и солнце осветило его руки и развернутую страницу, наполнив комнату закатным великолепием уходящего года, предвещающим конец полевых работ и ровные столбики дыма — знак достатка и спокойствия — над мирными крышами по всей стране.

Вдруг с президентом что-то случилось. Не выпуская из рук письма, в каком-то внезапном потрясении он вскочил: спокойные слова дружеского послания ружейными залпами грохотали в его голове.

«Дорогой друг и господин!

Это действительно забавно. Мой вспыльчивый племянник — такой характер достался ему, наверное, от отца, потому что на меня это совсем не похоже, — опять принес огорчение нам обоим. И все из-за того же проклятого брода. Еще один белый человек пришел к нам, как мы думали, для того, чтобы мирно охотиться, потому что леса и дичь дарованы нам Богом и поэтому принадлежат всем. Но и в него вселилось желание сделать брод своей собственностью, наверное, потому, что и он наслушался рассказов своих соплеменников, которые, по странному и беспокойному обычаю белых людей, считают, что одна сторона реки лучше другой, и даже платят деньги за то, чтобы туда переправиться. Мы заключили сделку, как желал того белый человек. Может быть, я был не прав. Но — да и стоит ли напоминать об этом? — я всего лишь простой человек и когда-нибудь сделаюсь совсем старым, а останавливать белых людей, собирать с них деньги и заботиться, чтобы их не украли, — все это пустое. Да и зачем мне деньги, когда судьба моя — почить под мирной сенью родных деревьев, в тени которых, благодаря моему великому белому другу и вождю, не подстерегает нас более ни один враг, кроме самой смерти? Так я думал, но из дальнейшего понятно, что я надеялся понапрасну.

Да, опять этот безрассудный, неосмотрительный мальчишка. Кажется, он вызвал этого нового белого человека (или белый человек вызвал его: истина может открыться лишь высокой мудрости белого вождя) помериться силами в плавании; ставка опять этот проклятый брод против нескольких миль земли, которые (это забавно) даже и не принадлежат моему дикому племяннику. Состязание произошло, но, к сожалению, белый человек выплыл из воды уже мертвым. А теперь приехал уполномоченный, и ему кажется, что, может быть, вообще не стоило устраивать эти состязания. Так что теперь мне не остается ничего другого, как опять потревожить свои старые кости и отвезти этого безрассудного мальчишку к белому вождю, чтобы вождь отчитал его Мы прибудем…»

Президент вскочил и несколько раз сильно дернул шнур звонка. Когда вошел