Читать книгу - "Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон"

Другая причина — большая семья. Нахмана мобилизовали, и его зарплата, составлявшая основу семейного дохода, больше не поступает в общий котел. Хася окончила сельскохозяйственный техникум и уехала в Полтаву, а оттуда по распределению — в один из колхозов. Деятельная, легкая на подъем девушка, она могла преуспеть в любых, даже самых тяжелых обстоятельствах. Ханка по-прежнему рвалась ехать в Киев, но как тут уедешь, если все вокруг зашаталось? И вот Ханка, Сарка, Лейбл, Шимон, Аба, Мирочка и Ривочка — семеро детей, сыновей и дочек, а вместе с родителями — девять ртов в доме. Ну кто может сорваться в дорогу из гнезда с таким количеством птенцов? Даже тут, в Гадяче, не так-то легко сейчас прокормиться — и это с крышей над головой, с огородом и с пегой коровой! А что будет там, в эвакуации, где нет ничего?

И габай Арон решает препоручить себя и свою семью воле милосердного Господа, да будет благословен. Пусть случится с ними то, что уготовано всему народу Израиля. Ведь в Гадяче осталось еще много евреев. Например, пузатая свойственница Гинцбурга Хая-Сара Берман. После того как началась война и немцы вторглись на Украину, странные вещи слышатся из ее уст. Нет, еще не забыла Хая-Сара свой роскошный магазин в Бобруйске, еще помнит она прежние дни, когда жив был муж Яков Берман, и память о покойном дяде Хаиме Зайделе еще тревожит ее по ночам. Сейчас они ютятся вчетвером в двух комнатушках на улице Вокзальной. Голда, переехав к мужу, спустя несколько месяцев родила прелестную девчушку, которую назвали Ахува. В эти дни она посвящает все свое время ребенку, дому, семье. Уборка, стирка, глажка и главное — полугодовалая Ахува. Но Голда и не думает жаловаться: в конце концов, таков смысл ее жизни — мать, жена, основа семьи.

Да, сильно изменилась жизнь уважаемой свойственницы Хаи-Сары Берман. Честно говоря, не осталось ей из прежних занятий ничего, кроме закупки продуктов на рынке, возни на кухне и болтовни. Что ж, не самый плохой вариант для бывшей племянницы дяди Хаима Зайделя — если не учитывать, что закупки требуют денег, причем куда больших, чем раньше. До женитьбы зарплаты Бермана вполне хватало на двоих, но сейчас положение изменилось. Во-первых, четверо все же не двое. Во-вторых, война. И, в-третьих, невестка, да продлятся дни ее, пришла в дом едва ли не босиком, без нитки приданого. Что ж, такова судьба тех, кто женится на девушках из нищих семей. Хорошенькая жизнь уготована Хае-Саре на старости лет!

И вот подозрительные вещи стали завариваться вокруг пузатой этой женщины, хорошо знакомой с рынком и с торговыми делами. В тесной кладовке появились мешки с мукой, горшки с маслом, крупы, сахар и прочие бакалейные товары. Стали приходить в квартиру покупательницы, в основном еврейки. Приходили, шептались о чем-то со старой хозяйкой, покупали продукты — и все это потихоньку, втайне.

Голда не вмешивается — у нее по горло своей работы. Но иногда она относит в отцовский дом немного муки и круп. Иногда, по одному, по двое, приходят в гости младшие братья и сестры. Эти тоже не уходят голодными. Свекрови такое положение дел совсем не нравится. Еще чего не хватало — горбатиться ради семьи сумасшедшего свойственника, который только и знает, что сидеть в своем штибле!

Так понемногу, потихоньку начинают портиться отношения между свекровью и невесткой. В Хае-Саре вдруг проснулись скупость и жадность. По украинской земле расползается война. Как знать — возможно, доберется она и до Гадяча. Но значит ли это, что нужно бежать сломя голову на восток, бросив тут дом и имущество, как это делают другие безумцы? Еще чего не хватало! Кто-то, а Хая-Сара никогда не теряет рассудка. Даже если, Боже упаси, придут сюда немцы, можно жить и при них. Хая-Сара не верит газетным вымыслам и распространяемой властями клевете о немецкой жестокости. Европа есть Европа. Вот и у дяди Хаима Зайделя, да упокоится в раю его душа, было вполне определенное мнение о европейской культуре.

Берман продолжает работать в парикмахерской. Верный сын, муж и отец, он очень любил мать и, по мягкости характера, привык подчиняться ей всегда и во всем. Его не взяли в армию из-за близорукости, но двух других парикмахеров мобилизовали, что сильно прибавило работы Берману. Клиентов теперь выше головы. Солдаты и штатские, мужчины и женщины, девушки и старики — все приходят в парикмахерскую, а Иосиф Берман знай себе стрижет, бреет и сбрызгивает одеколоном красивые прически и чисто выбритые подбородки. Затем он возвращается домой, и все трое садятся за сытную трапезу. Лето в Гадяче, и по вечерам семейная пара Берманов прогуливается в городском саду, где играет военный духовой оркестр. Несмотря на дурные слухи, негой, теплом и запахом женских духов исполнены эти летние вечера. По дорожкам парка под руку с девушками прогуливаются солдаты, лузгают семечки и курят самокрутки.

Ночью, когда уставшая от дневной суеты и сытного ужина Хая-Сара начинала храпеть в смежной комнате, Берман обнимал свою молодую жену, и та прижималась к нему, с трепетом вдыхая знакомый запах одеколона. А рядом с их тайным любовным миром стояла в уголке колыбелька маленькой Ахувы, и Голда всем своим материнским существом безошибочно улавливала ритм ее неслышного младенческого дыхания. Нет связей крепче, чем связь между матерью и ребенком — лишь смерть в силах разлучить их.

Отца Кима Вортмана мобилизовали, и мать прислала телеграмму, где просила, чтобы мальчик остался пока в Гадяче. Сам же Ким похвалялся перед подружками своим намерением сбежать на фронт. Похвальба эта адресовалась преимущественно Тамаре, но не производила на нее желаемого впечатления. В тринадцать лет еще не очень понятно, что такое расставание.

Вечерами дети тоже ходят в городской сад. Солнце тихо клонится к закату, медленно темнеет воздух. Военный оркестр играет марши и танцевальные мелодии. По аллеям фланируют девушки — тут и там зеленеют защитные гимнастерки военных. Глубокая тишина залегла в этом далеком от больших событий уголке мира.

В вечернем саду много еврейских подростков. Большинство — ученики местных школ, говорящие на смеси русского и украинского; временами слышится в их речи и пряный еврейский акцент. За год столичной жизни Тамара приучилась говорить чисто, по-московски, и теперь это умение незримой перегородкой отделяет ее от остальных. Некоторую неловкость в ее присутствии ощущает даже Ким Вортман, известный харьковский сноб.

Да, странно, насколько утратил он в последнее время свою мужскую независимость. Агриппина Андреевна недовольна племянником и часто выговаривает ему за то, что парень почти не бывает дома. Видано ли такое? Мальчик заявляется домой только для того, чтобы перекусить; поест второпях, и — фьють! — снова нет его как нет! Что так манит парня на улицу?

Как клещами, тянет Кима к этой черненькой козе, Тамаре Фейгиной. Первым приходит он и в городской сад пополудни, и на берег реки по утрам. Стрижется Ким теперь непременно у Бермана, причем по самой последней моде. Белая рубашка ровно заправлена в идеально отутюженные брюки, и красивый кожаный ремешок подчеркивает стройность фигуры. Что ей еще нужно, этой нелепой девчонке, длинноногой и голенастой? Ким не отрывает от нее глаз, а ей, пигалице, и дела нету — как видно, еще не выбралась она из пеленок!

Сарка Гинцбург, дочка габая, — самая близкая Тамарочкина подруга, хотя и старше ее на целых полтора года. В руинах лежит Саркин мир, прежде такой чистый и безмятежный. Сладкий горячий туман, полный навязчивых грез и мечтаний, окутывает ее сердце.