Читать книгу - "Черное солнце - Юрий Луговской"

До следующего сеанса Олигарх все-таки, наверное, его не убьет, не все он еще для себя решил, не со всем разобрался. А может, не во всех еще преступлениях признался, даже наверняка. Так что есть еще время пожить, горько усмехнулся Павел. Что ж, значит, если смерть стоит за левым плечом, надо сделать что-то такое безупречное, за что будет не стыдно перед смертью. Ну, например, позвонить Кате, объясниться ей в любви, позвать поужинать с ней и позаниматься любовью. А потом сделать ей предложение. Нет, предложение — это уж слишком безупречно. Еще не время. Это возможно только совсем перед смертью. Как поет группа «Смысловые галлюцинации»: «Болезнь безупречности — от нее и спиваются». Кстати, очень глубокая мысль, возможно, эти рокеры сами еще не понимают, какой серьезной психологической, экзистенциальной проблемы коснулись.

Итак, решено — Катя. Первый шаг к безупречности. Или нет, сначала надо покормить кота. Надо быть безупречным и в мелочах. Видеть Бога во всем, что тебя окружает, потому что все — его проявления. В том числе и кот Трофим. Он проснулся и заискивающе смотрит хозяину в глаза. Иди, иди сюда, морда, ладно уж, так и быть, откроем тебе банку консервов, я сегодня добрый.

Трофим уплетал консервы, а Павел пил чай и думал о братьях. С Димкой вроде все пока нормально. А как там Шурик? Не попал еще в сицилийскую мафию? С него станется. Он находит приключения везде, где только можно. Тусовщик, он обязательно свяжется в Италии с какой-нибудь шушерой. Тем более что там он ведет преимущественно ночную жизнь. Наберу-ка я его. Деньги мне теперь позволяют. Да и он вряд ли там бедствует, решил Павел и набрал Сашин номер телефона.

11

— Здорово, братуха! — услышал он возбужденный Сашин голос. Наверное, не просыхает там, сразу подумал Павел. — Классно, что ты позвонил! Ты знаешь, я где? В Милане!

— Уж не в Ла Скала ли поешь? — засмеялся Павел.

— Ну, почти. Со спекулянтом билетов в Ла Скала, нашим человеком, подружиться успел.

— Я и не сомневался, что ты общаешься с какой-нибудь шпаной. — Испугавшись, что получилось грубо, Павел поправился: — Ну, ладно, Сашок, ты молодец, не обращай внимания, это я просто завидую. Что в Милане-то делаешь?

— Пригласили на выступления, три дня, сегодня последний, заключительный, и мы станцуем шоу в моей режиссуре на темы «Кармен». Из-за него-то нас в Италию и пригласили, но когда до дела дошло, хотят только стриптиз. Но мы им все равно впарим. Пусть знают, кого пригласили, мы люди искусства.

— А потом — что? После Милана?

— А потом опять Турин, кабачок «Макамбо». Живем в деревне Виверона, райское местечко в Альпах.

— И кругом — нимфы.

— Да, Настюха, Машка и Анька. Три мои самые любимые кошечки. В общем, живу в раю. А ты как? Нет, подожди, как там Димка? Его отпустили?

— Да, все в порядке, кажется.

— Ну, и слава богу, я и не сомневался, что отпустят. Паш, мне пора, меня зовут. У тебя как? Все нормально?

— Да нормально вроде.

— Как с Олигархом? Все о’кей?

— Да, и с ним тоже.

— Я не сомневался. Деньжат хоть заработаешь на свою Индию. Да?

— Ну да, наверное.

— Что значит, наверное? Он что, не платит?

— Да нет, Саш, все нормально, платит. Все о’кей. Ладно, иди танцуй.

— Маму с папой от меня поцелуй. Скажи, я позвоню, как только возможность будет.

— Да уж, ты позвони. Я думаю, возможность представится, как только ты захочешь.

— Да, да, я виноват. Обязательно звякну. Ладно, пока, брат.

Саша выключил телефон, все равно во время шоу не сможет говорить, и не хотелось, чтобы его отвлекали до начала. Одно дело — брат или родители. А другое — московские тусовщики, которые, не переставая, звонили ему, находясь в государственных учреждениях — звонили со стационарного телефона на работе, за который они не платили, ему на мобильный в Италию. Причем так просто, ради разговора. Некоторые не знали, что он за тридевять земель, и на тех он не обижался, а те, кто знал, и все равно звонили… Ну что с ними поделаешь? У него всегда были такие друзья и подруги. Не в их стиле считать деньги, особенно если эти деньги убывали не из их кармана.

Шоу отрепетировали в номере, насколько позволяла площадь комнаты. Внесли некоторые изменения по сравнению с тем, московским выступлением.

И вот он, долгожданный момент. Девушки выходят в ритме румбы, потом — фрагменты музыки Бизе, потом опять румба. Появляется Хосе и в зажигательном танго кружит каждую по очереди. Но с Кармен у него особые отношения и особый танец. Его танго с ней порывисто, страстно, агрессивно. Во время танца он постепенно срывает с нее одежду, и она остается почти обнаженной. Потом Саша исчезает, она танцует одна, и ее пытаются соблазнить двое мужчин. Это Настя и Маша, теперь одетые в мужские брюки и пиджаки, пиджаки чуть распахнуты, на голых телах. Звучит румба, переходящая в танго. Выходит Саша-Хосе, соблазнители рассыпаются, в буквальном смысле слова они падают в разные стороны, и одежда слетает с их тел. Они так и остаются голыми лежать на полу. В то время как Хосе исполняет танец Тореадора с Кармен. Полоска красной материи, которой он размахивает, обвивает Кармен. Одежда Кармен каким-то образом исчезает под материей и падает на пол. Хосе и Кармен, сливаясь в объятиях, размахивают красным полотном, и создается иллюзия чего-то кровавого. Кармен обнажена, и лишь изредка ее тело окутывает красная материя. Свет гаснет, музыка усиливается, и вот уже Хосе, голый по пояс, в черных брюках, держит голую Кармен на руках. Зажигается свет. Музыка умолкает, Кармен на руках у Хосе, черные волосы падают ему на колени.

Гром аплодисментов, цветы — всем: Ане, Маше, Насте, Саше. Они уходят за кулисы, но им еще долго приходится принимать поздравления и приглашения отметить с ними этот ошеломляющий спектакль, который они сейчас показали. Они принимают приглашение синьора Ринато и его гостей и вскоре сидят за их большим столом, выслушивают множество комплиментов и теперь, уже не опасаясь ни за что, пьют вкусное вино и едят вкусное, ароматное мясо со спагетти. Саша рассказывает итальянцу помоложе — остальным не меньше пятидесяти, а этому лет сорок — о том, как он работает в Москве, как танцует, как играет в рок-группе «Корни травы». Его нового знакомого зовут Антонио. Когда артисты чувствуют неимоверную усталость и собираются откланяться, Антонио вдруг делает им интересное предложение.

Ему через три дня исполняется тридцать пять лет (а Саша думал, все сорок). Многие итальянцы выглядят старше, возможно, за счет той солидности, к которой они стремятся, правда, не всегда, на взгляд Саши, успешно. Свой тридцатипятилетний юбилей Антонио хочет отметить так, чтобы он запомнился ему на всю жизнь. Он почему-то считает, что 35 лет — это ровно полжизни. Зря ты так себя программируешь, говорит ему Саша. Но тот не слышит его. Все уже достаточно много выпили, и каждый слушает только себя. Но к предложению Антонио не прислушаться нельзя.