Читать книгу - "Если очень долго падать, можно выбраться наверх - Ричард Фаринья"

Карта Невинности бита. Бет Блэкнесс и расхождения в терминологии.

Блэкнесс выслушал рассказ молча и почти не двигаясь, лишь шевеля кончиками перемазанных краской пальцев. Ими он поглаживал лилово-оранжевый шарик для пинг-понга. Художник был одет в выцветший льняной пиджак «неру», рубашку со стоячим воротником, белые хлопчатобумажные брюки и индийские сандалии. На узком, как сиденье мотоцикла, табурете он умудрился устроиться в полный лотос. Рядом расположилась небольшая колония росянок, подросших за последнее время на несколько дюймов. Свет единственной ультрафиолетовой лампы пробивался из глазницы никелированной жабы, пробуждая к жизни созданий, дремлющих в глубинах и на поверхностях развешанных по стенам картин. Они словно отделялись от полотен, плыли и качались в коротковолновом свете, становясь трехмерными, как скумбрии под потолком Дэвида Грюна. И в этом же четком свете лицо Гноссоса приобрело синюшно-электрический оттенок, а губы стали темно-бордовыми. Он сидел без обуви, с голым торсом, хотя несколько минут назад, когда он, дрожа, вошел в дом, Бет без слов набросила ему на плечи цветную кашемировую шаль. Перед этим он с опаской ступал по тигровым плиткам, прикрывая глаза от болтавшихся на соснах эмалевых масок. Наконец он закончил рассказ: мышцы на щеках дергались, а взгляд перескакивал с окон на двери шкафов.

Блэкнесс не проронил ни звука, но достаточно долго слушал дыхание Гноссоса, чтобы они оба успели осознать смысл этого молчания. Потом он поднял шарик от пинг-понга, тряхнул им над ухом и мягко подбросил в обволакивающий воздух. Искаженный отблеск падающего мячика тут же вызвал в памяти иную дугу — давнее и тяжелое видение. Жемчужина, маленькая и яркая, летит сквозь непроницаемую бездну едва не ставшей вечной адирондакской ночи.

Но на этот раз шарик мягко приземлился на гораздо более теплый узор шафранового ковра.

— Что-то мне это напоминает, — задумчиво проговорил Блэкнесс.

Гноссос осторожно выдохнул, проверяя, чувствуются ли еще остатки парегорика, но ничего не сказал.

— Ее, а не тебя, — продолжал художник, — это нужно уточнить с самого начала.

— Еще бы, старик.

— Ты понимаешь, о чем я? Мартышка. Хотел убить ее.

— Да, наверное. Были знаки. — Волосы на затылке стояли дыбом, он пригладил их рукой, и в ту же секунду ему попалось на глаза злобное привидение, выползавшее из бледно-желтой муфты, которая тут же обернулась котом Абрикосом.

— И все же я не понимаю — почему.

— Ты не один такой.

— Нет, я имею в виду, почему ее, а не тебя.

— Может кто и знает, старик, только не смотри на меня так, у меня своих проблем хватает. Иди сюда, Абрикос, хорошая киса.

— Он появился из пещеры?

— Ага, пещера, дыра, отверстие, знаешь, да, и жуткая вонь.

— Что-то мне это напоминает.

Абрикос обнюхал его ноги и отполз в сторону.

— Хватит про напоминания, а? Ты и так напугал меня до усрачки.

— Прости. Я не хотел.

— Мало мне проклятых демонов, легавые доебываются до моей жопы, а теперь еще и кот шарахается…

— Но это опасно, Гноссос.

— Правильно, полный дом барабашек. Теперь сообщи мне что-нибудь новенькое. — Он прикрыл шалью пальцы на ногах. — Эй, Абрикос, иди сюда, малыш.

— Я бы тоже испугался, если тебя это утешит.

— Знал бы, к чему этот бардак, не испугался бы. И зачем вообще кому-то понадобилось ее убивать? Откуда этот трындеж про убийства? Нафиг ей это говно? Старый добрый диплом по социологии, никаких тебе интриг, все нормально. Ко мне, Абрикос, черт подери.

— Видения такого сорта подразумевают смерть. Ты ведь уже чувствовал ее присутствие, тебе знаком этот запах.

— Да, но почему не меня, старик? Почему Кристин — среди ясного неба? Она здесь вообще не при чем. И что творится с этим проклятым котом, какого черта он не узнает старых друзей?

— Если бы это касалось тебя, все могло закончиться гораздо хуже.