Читать книгу - "Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов"

– Дрейфишь? – спросил почти шепотом.

– Гриппую, – театрально сипя и кашляя ответил Алик.

Михай испугался окончательно. Осторожно погладил его по руке, глянул подозрительно в глаза и убежал по якобы только что возникшим срочным делам.

Устоявшийся имидж афериста и сволочи пока еще спасал. Вообразили все, что задумал Алексей Алексеевич комбинацию. Вот и затаился. Притих. Из конторских недр возник слух, что он Михая сожрать собирается. Это было не здо́рово. Мог старый интриган начать действовать по детской почти логике вроде «Волки от испуга скушали друг друга».

«Ну и черт с ним, – равнодушно думал Алик. – Пускай делает что хочет. Кушает, боится, интригует. Не возбуждает он меня. Ничего не возбуждает».

Эмоции притупились. Жизнь устаканилась. Съехала в какую-то грязную, но прочную колею, больше похожую на сточную канаву. Утром тяжелая голова, таблетки от давления, провонявший табаком гостиничный номер. Днем работа на автопилоте, копящееся в конторском воздухе напряжение, испуганные сотрудники. Вечером триста виски, полторы выкуренные пачки сигарет, страшные картины недавнего прошлого перед глазами и мутный тяжелый сон. На следующий день все заново. Иногда устоявшийся порядок путался. Сильно хотелось выпить на работе. Воспоминания приходили во сне. Собственный, привычный кабинет казался опостылевшей гостиницей. Муть. Серая, непроглядная, мягкая.

Особенно трудно пришлось в выходные. Заехал к родителям, больше часа выслушивал охи, ахи по поводу ухода из семьи. Не выдержал. Сбежал. Караулил у дома жену с детьми. До вечера стоял во дворе. Не дождался, замерз сильно. Как пес бездомный, уныло смотрел на весело горящие окошки квартиры. Голову задирал. Снежинки падающие хватал пересохшим ртом. Потом сидел в пустой кофейне, отпаивал себя обжигающим эспрессо, курил. Вечером поехал на день рождения к приятелю. В очень модное и пафосное место. Крыша, купол, пьедестал, царь горы или что-то в этом роде. Вручил подарок сияющему имениннику, встретил пол-Москвы знакомых. Не лучшую половину. Все были нарядно одеты, веселы и беззаботны. А он не был. Перло всех от чувства собственного превосходства. Что вот они на крыше, под куполом, цари гор, короли бюджета, властелины офисов класса А, ну В+ минимум. А его не перло. Каждый второй считал своим долгом подойти и поинтересоваться:

– Чего ты такой грустный, Алик, сегодня?

Сначала отвечал, что не грустный. Услышав надоевший вопрос в двадцатый раз, грубо сказал:

– Месячные у меня.

И покинул жизнерадостное, пышущее оптимизмом собрание.

«Не мой формат сегодня», – подумал.

Метнулся в караоке. Отчаянно орал песни до утра. Именно орал. Надеялся, что выплеснет вместе с криком и алкогольными парами дерьмо из души. Не выплеснул. Наоборот, насосался еще больше из окружающего пространства. Впитал Стаса Михайлова, Любочку Успенскую, лысых дядечек с длинноногими шалавами и небритых царей с гор, зверски танцующих дикие горские танцы. Пил много. Не пьянел. Ушел трезвым и злым. Приехал в гостиницу потный, со слипшимися волосами и свинцовой башкой. В душ не пошел. Рухнул на просторную кровать. Забылся.

Все воскресенье страдал похмельем. Корил себя, боялся, что с его миром опять плохое случится из-за загула вчерашнего. Тварью себя называл. Отморозком. Плакал горько. Вечером отошел немного, включил телевизор и два часа смотрел грандиозное шоу Первого канала. Что-то там со звездами очередное. Ни одной мысли за два часа не промелькнуло. Как анестезия подействовало. Родилось огромное чувство благодарности к работникам телевидения.

«Спасибо тебе, Константин Львович, – думал, – хороший ты все же человек. Кто бы что ни говорил. Ничего не помогает, а ты помог. Стараешься ты для нас, бедолаг. Душ потерянных. Заплутавших в этой жизни страшной. Судя по рейтингам, нас таких три четверти здесь живет. Только ты для нас свет в окошке. Только ты боль уводишь на время. Мысли прожорливые глушишь гипнозом волшебным. Яркие цветные пятна, музыка, дорогая, красивая картинка. И нирвана настает. Безмыслие».

Захотелось письмо Эрнсту написать. Спасибо сказать. И не просто от Вани Пупкина из Чебоксар, а от интеллигентного, небедного парня из Москвы. Небось не часто ему интеллигентные люди письма пишут. Брезгуют. Обрадуется он. Алик даже потянулся за бумагой и ручкой. Но писать так и не начал. Закончилось шоу, и лечебный эффект стал ослабевать. Еще тоскливее стало.

«Вот… докатился, – презрительно подумал он. – Письма на телевидение пишу. Шоу дебильные смотрю. Смысл большой в них нахожу. Экзистенциальный».

Он отбросил бумагу. Замер на несколько секунд. Потом, воровато оглянувшись, достал IPad, зашел на You Tube и стал смотреть предыдущие выпуски шоу. Так и заснул постепенно, осеняемый волшебным светом кудесников с Первого канала. Уронил концептуальный прямоугольник Стива Джобса на грудь и заснул.

В понедельник шел на работу с радостью почти. А дошел, радоваться перестал. Жизнь опять нырнула в серую колею. Подзадоренная испуганным Михаем Наташа попыталась сотворить очередную гадость. Не унималась обиженная девушка. Успокоиться не могла. Пошла к шефу и наплела ему чушь несусветную о рекламных бюджетах. Мол, если Алик ей, бедняжке, разрешал воровать по сто тысяч рублей, то сколько же сам, злыдень алчный, тырил. Обиды он на девушку не держал. Сам во всем виноват. Понял все в черном зале. Оправдываться не хотелось. Да и не в чем было. Не воровал он денег с рекламных бюджетов. Остатки уважения к себе не позволяли. Сказал почти правду.

– Леонид Михайлович, недопонимание у нас с Натальей Владимировной вышло. Конфликт личный небольшой случился. Вот и приняла она неформализованную премию за воровство. Работник она хороший, я и решил простимулировать дополнительно в обход бухгалтерии. На налогах сэкономил заодно.

– Что за конфликт? – оживился шеф, предвкушая пикантную клубничку.

– Да так, Леонид Михайлович, пустяки. Философский спор на буддисткую тематику о сущности бытия и тщете всего сущего. Пользуясь случаем, приношу вам, Наталья, свои извинения. Не прав я. Погорячился.

– Было дело? – спросил ЛМ у Наташи и подмигнул Алику. – Обидел тебя Алексей Алексеевич, вот ты и психанула по-женски?

– Не понимаю, о чем он говорит, – холодно ответила Наташа.

– Леонид Михайлович, отпустили бы вы меня. Работы много. Завтра платеж большой пойдет из известного вам банка. Подготовиться надо. Давайте потом разберемся. Если хотите, аудит закажем независимый. Там ни одной копейки налево не ушло, кроме премии для нее. Я уверен. Но аудит не помешает, наверное.

– Что ты, Лешенька, – замахал руками шеф. – Какой аудит? Деньги еще на аудит тратить. Раз ты говоришь, значит, так и есть. Иди работай, конечно. Сумма крупная. Так что подготовь там все как следует.

Алик вышел из кабинета, провожаемый ненавидящим взглядом Наташи. Шел к себе по коридору и не чувствовал ничего. Ни радости, ни злости. Совсем пусто внутри было. Ему сказали, он ответил. Еще скажут, еще ответит. Как марафонец шел на последних метрах дистанции. Круги перед глазами, не видно ничего, а ноги перебирают, перебирают, отталкивают от тянущей с огромной силой земли. И бежишь… Финиша скорого ждешь. Только вот беда, финиша впереди не предвидится.