Читать книгу - "Честный проигрыш - Айрис Мердок"

— О, Джулиус, привет, — сказала Морган. — Надеюсь, разговаривать нам позволительно?

— Почему бы и нет? Очень приятно видеть вас, миссис Броун.

Они случайно столкнулись на выставке современной скульптуры в галерее Тейт. Морган внезапно пришла в смятение и только секунду спустя поняла, что оно связано с мелькнувшими в толпе плечами и блеклой шевелюрой Джулиуса.

— Ты здесь уже давно? — Морган обмахивалась каталогом. — Мне кажется, все это очень интересно.

— «Интересно»! Не понимая чего-то, люди считают себя обязанными сказать именно это. Такое подходящее уклончивое замечание.

— А ты готов высказаться, не уклоняясь?

— Да. Все это абсолютный хлам. А только погляди на всех этих идиотов, взирающих на него с полным почтением. Нет, род человеческий неисправимо глуп.

— Пусть так, я не собираюсь отстаивать эти вещи, — рассмеялась Морган. — Сколько народу! Я едва дышу. Давай отсюда выберемся и посмотрим что-нибудь из настоящего.

Пробравшись сквозь толчею, они попали в просторную и высокую длинную галерею.

— Вероятно, еще слишком рано пойти куда-нибудь выпить?

— Да.

— Тогда давай посмотрим Тернера. Мне надо поговорить с тобой.

— Пожалуйста.

В зале Тернера не было ни души. Морган уселась напротив одного из интерьеров Петворта, и Джулиус, немного побродив, сел рядом.

— Как успокаивают картины великих художников, — сказала Морган. — Я люблю позднего Тернера. Смятение страсти, усмиренное идеальной неподвижностью. Примитивная энергия, таинственно превращенная в пространство и свет.

— Гм.

— Ты не любишь Тернера?

— Не особенно. Он безнадежно вторичен. Всегда кому-то подражает. Пуссену, Рембрандту, Клоду. Не мог закончить ни одной картины, не испортив. Был чересчур высокого о себе мнения. Ему бы остаться скромным жанристом, это примерно то, на что он тянул. А так его картины, к сожалению, очень похожи на его стихи.

— Я не знала, что он писал стихи.

— Писал. Этакие претенциозные вирши.

— Но ведь вообще-то ты любишь живопись? Помню, когда мы были в Вашингтоне…

— Некоторые картины доставляют своеобразное удовольствие. Но вообще все это так эфемерно.

— Что «все»?

— Легенда о великом европейском искусстве и великой европейской литературе. Мусор, который мы только что видели, наглядное тому подтверждение. Пройдет лет сто, и никто уже больше не будет помнить о Тинторетто и Тициане.

— Надеюсь, ты не прав. Ты получил мое письмо, Джулиус?

— Да. Боюсь, что я мало понял. Предполагалось, что пойму? Оно было довольно длинным. Я не уверен, что дочитал до конца.

— Я наконец-то разобралась в себе.

— Если это действительно так, достижение крупное.

— Став взрослой, я все время попадала то в одно, то в другое рабство. Глупейшие влюбленности шли одна за другой. Потом возникли идеи, связанные с Таллисом. Потом ты…

— Я понял, что сейчас начинается некая новая эра.

— Да, мне вдруг открылось, каково это — чувствовать себя свободной.

— Поздравляю.

— Не будь занудой, Джулиус. Я неожиданно поняла, какое это счастье — любить свободно. И знаешь, кто дал мне это увидеть? Питер.

— Кто такой Питер?

— Питер Фостер, сын Хильды и Руперта. Ты его знаешь.

— Да, разумеется.

— Он очень интересный мальчик.

— Очень. Не делает ничего и живет неизвестно на что.

— Получает от Хильды кругленькие суммы. Только не говори Руперту, это секрет. В октябре он вернется в Кембридж. И уговорила его на это — я.

— В самом деле? Должен признаться, меня эти юнцы вгоняют в скуку.

— Питер безумно влюблен в меня. Это ужасно.

— Не притворяйся, что тебе это не нравится.

— Почему же, конечно, нравится, но и смущает. Но в любом случае, я неожиданно поняла, как прекрасно любить сразу многих, любить не судорожно, а свободно и невинно. Именно это я почувствовала с Питером — невинность. А ведь с тех пор как я выросла, я ее потеряла.

Она замолчала. Джулиус посмотрел на часы. Морган боролась с неуместным желанием прикоснуться к нему: потянуть за рукав, ущипнуть, толкнуть. Но теперь в зале были и другие посетители.

— Ну, Джулиус?

— Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать. Ты вечно стремишься заставить людей участвовать в придуманных тобой пьесах. Мне кажется, что сейчас ты глупо эмоционально взвинчена. Почему бы тебе не заняться работой? В Диббинсе, несмотря на активную половую жизнь, это тебе вполне удавалось.

— Работа придет позже. Сначала я должна хорошенько в себе разобраться. Должна научиться любить той любовью, которая мне открылась. Ведь раньше я этого никогда не пробовала.