Читать книгу - "Смотри: прилетели ласточки - Яна Жемойтелите"

В июне туманы потянуло с болот, с самых глухих волчьих троп. Заметили люди, что частенько хаживал Костя в лес – с корзиной, якобы по ягоды. Да какие же ягоды в июне? Уходил под вечер, а когда возвращался, никто не знал. Иногда и вовсе дома не ночевал, а спал у себя в кузнице. И вот поползли по поселку слухи, что Костя-де Катерину из ревности удавил и в болото кинул, а теперь совесть его замучила, к месту преступления тянет.

Вызвался фельдшер за Костиными прогулками проследить, вроде как с научной целью: исследовать течение болезни в период ремиссии. Камуфляж взял взаймы у дяди Васи, противомоскитную сетку: комарью-то на болоте самая сыть, – и вот в пятницу с вечера засел в кустах возле кузницы. Повезло с первого разу: только рабочие со смены поперлись домой, Костя вроде бы тоже с ними, но корзину зачем-то прихватил, и так это сторонкой, сторонкой – и прямиком на болото. А фельдшер за ним – кустами, пригнувшись для маскировки. Костя широко шагает, уверенно, а фельдшер-то росточком не вышел, запыхался, руки-ноги в кровь исцарапал.

Ну, с горем пополам добрались до болота, наблюдатель за кочкой засел и вот лицезрит: достал Костя из корзины ломти хлеба, тут же быстренько маргарином их намазал и разложил на платочке, там, где посуше. Но сам есть не стал, а принялся расхаживать взад-вперед, будто поджидая кого, хотя из-за кочки-то плохо было видать. У фельдшера уже руки-ноги затекли без движения, а Костя все расхаживал-поджидал, вглядывался еще вдаль, не идет ли кто. Так ведь и не дождался. Вздохнул горько, от души, и вдруг громко произнес: «Если ты меня счас видишь – покажись, я не испугаюсь».

Фельдшера от страха аж в землю вдавило, мордой в самую грязь. Лежит и думает: «Может, и впрямь лучше показаться? Если он до ночи тут собрался торчать, что же, и мне в болоте лежать придется? А с утра прием…» Только выдернулся из-за кочки фельдшер, Костин силуэт увидал: черный, страшный, – так сразу и назад утек. Кузнец лапищей своей хватит – сразу и дух вон! Главное, спроса-то никакого: сам ведь фельдшер-то диагноз ему на всю жизнь приписал. Ну, слава богу, вскоре домой Костя потащился, грустный.

С самого утра фельдшер следователю в Калевалу названивал: я стал свидетелем такого случая… К концу рабочего дня следователь прикатил в Хаапасуо и Костю прямо из кузни на допрос выдернул. С полчаса еще промурыжил на жестком стуле, пока сам бумажки перебирал и карандаш грыз, наконец рявкнул строго:

– Будешь говорить, кой черт тебя на болото носит? Не ягодная нынче пора.

Костя ответил просто, с незлой улыбкой:

– Так это… красиво там.

– Что еще за херня? Может, мне в протокол вписать: «Кузнец Коргуев посещал болото, поскольку там красиво».

– Я сам прежде не замечал. Ну, болото, оно болото и есть: грязь да кочки. А нынче важно мне, че там тишина стоит. И людей нету.

– Чем же люди тебе мешают? Или в глаза смотреть совестно? – следователь пытался вытянуть ниточку злодеяния.

– Люди, гришь… Вот наш комбинат работает вроде ради людей. А люди, получается, живут ради комбината. Как будто ничего другого и нет на свете. Я думаю, ошибочно это, потому все кругом и несчастны. А на болото выйдешь – там… там тихая правда застыла.

– Чего-о?

Костя просто не знал слов, каковыми можно рассказать чудо жизни в каждой травинке и вызревающую в каждой ягодке смерть. Но острая тоска, свертевшая его после того, как он выставил Катерину, нежданно вылезла охотой подглядеть ее тайный мир. Костя представлял, как дрожат ее ноздри, вдыхая вольный воздух, и проникался счастьем – оттого, насколько счастлива бывала она. Костя знал, что сам-то он уже никогда не обретет никакого счастья – без Катерины, а так и будет мыкаться изо дня в день, мучимый желанием хоть разик еще поглядеть на нее, узнать, что она продолжает жить в недостижимой близи, завороженная духом болот.

Тут кстати подвернулось происшествие. Близнецы Кабоевы, заигравшись, углубились в лес. Пропажу выявили не сразу, а ближе к ночи, когда прочая поселковая малышня разбрелась по домам, а этих все не было. Мамаша, рванувшись на поиски, обнаружила ведерко и формочки на пустыре и тут же развопилась. Поселковые мужики, из тех, кто не был пьян, пошли чесать окрестности, вооружившись кто ружьишком, кто просто палкой супротив волков. Зычно выкликали они пропащих по именам и вскоре нашли близнецов в полном здравии, те сидели под сосной у развилки на Калевалу, поджидая спасателей. Это, говорят, Катерина Ивановна нас сюда привела, воспитательница.

Снова следователь забегал. Живая, выходит, Катерина Коргуева, не виноват Костя. Поспрашивал еще близнецов:

– А как выглядела ваша Катерина Ивановна?

– Как человек.

– А вы что же, думали, она привидение?

– Нет, нам мамка рассказывала, че она теперь волк, а мы сами видали: Катерина Ивановна – человек. Только очень лохматая, босая, а ногти у ней длинные, грязные. Вот еще колечко поиграться дала.

И тут выудил один из братков Кабоевых из-за пазухи серебряное кольцо на веревочке. Мамаша их, колечко увидав, в крике зашлась:

– О-ой, волчьей заразы принесла! Будут мои дети теперь волчата!

– Заткнись ты, дура! – заорал следователь. – Или в дурдом упеку, в Матросы.

И снова к детям подступался: что говорила Катерина Ивановна? Не покусала ли часом? Костю Коргуева на освидетельствование притащил:

– Узнаешь колечко?

Костя аж задрожал:

– Мое, мое, – и уже руки тянет.

Следователь со злости ему по рукам звезданул:

– Чего ж ты следственные органы с панталыку сбиваешь? Чего твоя жена на болоте забыла?

– Так это… обитает она там вроде.

– У тебя ж своя избенка есть!

– Есть. Я сам ее и турнул. Катись, говорю, к едрене фене.

– Зачем же ты ее кормишь? Пускай бы там подыхала, – диалог начинал веселить следователя.

– Дак из жалости. Все же днем она человек, а ночью…

– Волк? – следователь в голос расхохотался. – Ну, брат, когда баба ночью зверь, а днем ангел, ни о чем другом и молиться не надо. Вот если наоборот – тогда я сам бы ее в болото башкой вперед окунул. В общем так, ступай ты, Коргуев, на все четыре стороны. И мотану я сам, пожалуй, сегодня же из вашего Хаапасуо. А с Катериной твоей пускай местная власть разбирается.

Схватив со стола колечко, Костя крепко прижал его к груди и тут же исчез за дверью, опасаясь, что следователь отнимет его сокровище.

14

С того дня будто кто проклятье наслал на все окрестности Хаапасуо. Сперва в бойлерной на комбинате взорвался котел – ошпарило троих рабочих, потом на продовольственном складе обнаружили крупную недостачу, да и отпускные людям обещали выдать только к зиме.

Рассказывали, что несколько раз видали грибники Катерину издалека, промеж сосновых стволов, и будто бы растворялась она в деревьях бесследно. Народ боялся на болото ходить. Того и гляди, останется Хаапасуо в этом году без клюквы. В общем, почесав затылки, затеяли мужики новую волчью облаву. Только поселковые старухи посмеивались: обычная пуля оборотня не возьмет, на верволка серебряная нужна или осиновый кол на худой конец.