Читать книгу - "Музыка грязи - Тим Уинтон"

– Интересно, а?

– Ну…

– Может, шкурой заросло. Что-то в этом роде. Им, монашкам, это не нравилось, это точно. Не давали мне все лето рубашку снимать. А они, дети? – говорит он с хриплым веселым смешком. – Никто не дрался с желтолицым парнем без пупка. И вот Аксель, он тоже. Ходит за мной, как собачка, как только увидел. Несет всякую чушь.

– Аксель. Это немецкое имя. Он из миссии? Из лютеранской?

Мензис косится на него.

– Ну да, Аксель значит «стержень». Ось. Он этим очень гордится. Единственное, что он может написать, бедняга. Но дурачок, знаешь ли. Немного странный. Режет себя, чтобы быть как я. Чуть ли не три пупка себе вырезал! Нашел его по дороге на Калумбуру. Он пас там стада. Просто вышел из леса на наш лагерь весь такой расстроенный и больной, говорил, что побывал на островах и ходил вверх по побережью, искал там старых, прежних людей. У него было совершенно разбито сердце. Думает, что там все еще есть незлобивые, робкие прежние люди. Которые живут по-старому, понимаешь? Живут правильно, все еще прячутся от белых. Думает, что они ждут его там, бедный сумасшедший засранец. Ох, Лю, он всех достал! Все эти сумасшедшие разговоры и злость. Они думали, что он нюхает бензин или что там… Им не нужны были проблемы – ни церковникам, ни правительству. Так что я его подобрал. Пошли с ним к Карунджие, Холлс-Крик. Но с ним проблемы. Все эти языки, на которых он говорит, знаешь, немножко на вунумбал, немножко на нгарунгами, выучился у какого-то белого парня. Вроде все нормально. Но он неправильный абориген.

– Неправильный? – говорит Фокс.

– Никогда не исполнял закон, видишь ли.

– Инициация.

– Вот-вот. Ни народа. Ни страны.

– А ты?

– Я? Я принадлежу Иисусу Христу. Нравится или нет. Как они тебя раз искупают, так ты навечно – их. Все равно. Никакому другому ублюдку меня не заполучить.

Аксель появляется из сгущающегося закатного мрака с глыбой кровавого мяса; она свисает с его плеча, как седло. Фокс пьет свой черный чай, от которого кривится рот, а эти двое разводят костер и режут мясо на мраморные дольки и жарят их на углях.

Они едят поодаль от костра, где прохладнее, и в наступившей темноте пламя – единственный источник освещения.

– Говядина, – говорит Фокс.

– Утром убили.

– Паф, – говорит Аксель, подражая ружейному выстрелу.

Фокс размышляет над иронией того, что он оказался среди собратьев-браконьеров. Мензис объясняет, как они живут дарами леса, когда под рукой не оказывается скота, как Аксель гордится тем, что умеет охотиться на варанов и птиц, умеет подстрелить случайного крокодила и разнюхивать лакомства вроде сотов из ульев местных пчел. Он знает все ягоды, у него инстинкт, хотя Мензису больше по душе говядина, пресные лепешки и чай, – поэтому-то они и стоят лагерем на краю плато. Тут поблизости есть вода, и иногда случается какой-нибудь искатель приключений на колесах, которого надо спасти от него самого в обмен на драгоценные продукты. Фокс спрашивает, не бывает ли им одиноко, и Мензис смеется. Акселю, говорит он, плевать на девчонок, но им бы обоим хотелось заиметь нескольких собак, с которыми можно спать вповалку ночами. Мензис признается, что однажды был женат. Называет все тюрьмы, в которых сидел. Он путешествовал гораздо больше, чем Фокс.

Мензис поднимается на ноги и роется возле хижины, а потом разгорается свет, и Фокс ощущает запах керосина. Мензис спотыкается, и что-то со звоном падает на землю; он ругается, чуть не уронив лампу.

– Сегодня особый случай, – провозглашает он, ставя лампу рядом в грязь.

– На что ты там наткнулся?

– Да гребаная гитара.

– Моя, – говорит Аксель.

– Любит побренчать, – говорит Мензис. – Но горюет. Не может ничего сыграть, она расстроена. Это его убивает. Ужас.

Аксель идет к хижине и возвращается с дешевой корейской гитарой, которая сплошь покрыта мучнистой росой, но все еще блестит от потрескавшегося на солнце лака. Он двумя руками протягивает гитару Фоксу, а тот ставит ее на ботинок и крутит за гриф. Он прижимает гитару к своей пропотевшей рубашке и быстро настраивает. Струны стали пушистыми от коррозии. В его пальцах появляется странное ощущение непорочности.

– Играй, – говорит Аксель.

– Э…

Аксель и Мензис выжидающе смотрят на него с открытыми лицами, полными надежды.

– Какую музыку хотите? – спрашивает он.

– «Слим Дасти», – объявляет мальчик.

Фокс играет «Пивную без пива», а они подпевают, и слова, кажется, совсем не те. Ему все равно; он ненавидит эту песню. Но они продолжают тихо напевать, присев на корточки, их глаза задушевно прикрыты, а в небе вспыхивают молнии. Когда песня кончается, Аксель испускает глубокий вздох.

Все молчат. Фокс еще подстраивает гитару и начинает наигрывать скорбную ирландскую мелодию, просто чтобы заполнить тишину, чтобы скрыть, что разволновался. Начало мелодии тянется, как резина, но потом музыка овладевает им. Он берет аккорды и чувствует, что его начинает отпускать, когда он ощущает наросты ржавчины под пальцами, когда понимает, что мелодия с каждым новым аккордом как бы предлагает сделать ее еще изысканнее; и когда он завершает круг, он не может остановиться, ему приходится продолжать, на этот раз гораздо увереннее, сплетая еще более сложный гобелен. Чувство уходит, но он никак не может остановиться. Он переходит к регтайму в той же тональности, просто чтобы сменить ритм. Сам того не желая, он несколько раз пробегает пальцами по струнам, и это согревает и расслабляет мышцы. Струны похожи на проволоку. И все же он склоняется над гитарой и сплетает звуки. Запястье с непривычки покалывает, но ему все равно удается играть стройное вибрато. Жестяной, игрушечный тон гитары звенит у него в груди. Музыка. И она никого не ранит.

Он останавливается, когда мальчик встает и идет в хижину из веток.

– Он в порядке?

– Не может играть. Немножко застыдился, понимаешь ли.

– Я не хотел…

– Любит он побренчать. Ты его научи.

– Но я уйду утром, – говорит Фокс.

– Это жалко.

У Фокса появляется идея, и он настраивает инструмент на ре-диез. Пробует сначала в миноре, но чувствует, что это будет звучать слишком скорбно. Он пробует в мажоре и бренчит на гитаре одной рукой.

– Аксель?

– Он не выйдет, Лю.

– Аксель. Я настроил так, что ты сможешь сыграть этот аккорд, видишь?

Гитара звенит.

– Смотри! Одной рукой. Только положи палец сюда и… слушай. Это соль. Просто. Вверх-вниз. Даже держи ты в свободной руке бутылку – и то получится. Аксель!

Мальчик не выходит. Фокс пожимает плечами и кладет гитару на землю. Она звенит ре-мажором, и Мензис заговорщически улыбается.