Читать книгу - "Голодная Гора - Дафна дю Морье"

Фанни-Роза откинулась на мягкую спинку экипажа и ничего не сказала. Вечная история, когда едешь куда-нибудь с Джонни. Никогда еще не случалось, чтобы кучер ехал так, как надо. К тому времени, как они добрались до места, Джонни успел подвергнуть сомнению законность рождения на свет несчастного кучера, его моральные устои, обругать всех его седоков, усомниться в супружеской верности его жены – и все это кучеру в лицо. Мать начала опасаться, что дело кончится потасовкой, но в это время они доехали, наконец, до Портмен-сквера. А Джонни внезапно изменил тон, сказал, что ни за какие деньги не согласился бы выполнять такую работу, и заплатил кучеру по-царски. Потом предложил матери руку и проводил ее в отель, оставив красного от возмущения кучера с раскрытым ртом – тот не мог оправиться от изумления. Генри и Эдвард их уже ожидали.

– Все остальные скоро будут, – сказал Генри. – Дамы, как обычно, прихорашиваются. Как поживаешь, старина? Не могу передать, как я рад тебя видеть.

Он пожал руку Джонни и поцеловал мать. Братья не встречались около года.

– Привет шерифу Слейна, – сказал Джонни. – Ну, как там твои законы, политика и все другое прочее?

– Вполне сносно, – улыбнулся Генри. – Я люблю заниматься всем понемножку. Мне предлагают выставить мою кандидатуру на выборах в следующем году, но я, пожалуй, пока воздержусь, посмотрим, что будет через несколько лет.

Предприимчивый малый, подумал Джонни, в чем он только не участвует, однако это почему-то не раздражает. А вот и Фанни, выглядит, конечно, как настоящее чучело, бедняжка, а с нею достопочтенный Билл и…

– Это Кэтрин Эйр, – сказал Генри. – Познакомьтесь, мой брат Джонни.

«Очень мила», – вспомнил Джонни слова матери, однако она не говорила, что эта девушка красива. Гладкие темные волосы, собранные в узел на затылке, ясные карие глаза, белая шелковистая кожа… общее впечатление, которое она производит, говорит о спокойствии и умиротворении, подумал Джонни; это существо, погруженное в себя и приносящее покой всякому, кто на нее смотрит. Он растерялся, не зная, что сказать, и, поскольку ему было непривычно испытывать робость в присутствии женщины, он начал суетиться, громко отдавать приказания слугам, а когда все прошли в ресторан, он выразил недовольство тем, как поставлен стол – его слишком близко придвинули к стене, а они желают получить тот, что стоит в противоположном углу. Вмешался Генри и быстро успокоил официантов. Он слегка пошутил над братом, тут же перевел разговор на другое, вскоре все уже заняли свои места за столом. Джонни сидел рядом с Кэтрин и, опасаясь, как бы она не сочла его тупицей и увальнем, сразу же стал рассказывать фантастические истории про Крым – она задала какой-то вопрос о войне, – надеясь произвести на нее впечатление.

– Как бы я хотела быть там и помогать мисс Найтингейл, – сказала она, – нет, не ухаживать за ранеными, боюсь, этого бы я не выдержала, просто многие солдаты на войне чувствуют себя одинокими, им нужно утешение.

Она с улыбкой посмотрела на него, и он отвернулся, разминая в пальцах кусочек хлеба, потому что ему вдруг вспомнилась кровавая бойня в Севастополе и то, как он находил утешение совсем другого рода в объятиях не слишком чистой маленькой беженки с раскосыми глазами, как у него пять дней не было виски и как от этого он чуть не умер.

– Не думаю, – пробормотал он, – чтобы вы могли там что-нибудь сделать.

В этот момент он заметил, как с противоположного конца стола на Кэтрин Эйр смотрит Генри, смотрит с такой нежностью и обожанием, что Джонни вдруг охватило глубокое безнадежное отчаяние, он почувствовал себя отверженным, парией, ему показалось, что он недостоин сидеть за одним столом с братом и Кэтрин Эйр. Они принадлежали другому миру, миру, где жили обыкновенные счастливые люди, уверенные в будущем. Но самое главное, они были уверены в себе.

– Послушайте, – громко сказал он. – Никто ничего не пьет. Разве мы не собираемся чествовать шерифа Слейна? – И он стукнул кулаком по столу, призывая официанта. Все люди, бывшие в это время в ресторане, обернулись при звуке его голоса.

– Генри, – сказал он, обернувшись к Кэтрин Эйр, – добивается своих целей приятным обхождением, он со всеми вежлив и любезен; я же получаю то, что мне нужно, противоположными методами.

Она ничего не ответила, и он снова почувствовал себя потерянным, не потому что прочел в ее глазах неодобрение или осуждение, но потому что сам вид этой девушки, спокойно сидящей рядом с ним за столом, вызывал в нем желание измениться, сделаться лучше, быть таким же спокойным и умиротворенным, как она. Он подозревал, что ей безразлично, добивается человек своего или нет – во всяком случае, она никогда не стала бы кричать и бесноваться.

Вот его мать, она смеется, разговаривая с Биллом. Она-то умеет наслаждаться жизнью и всегда будет жить в свое удовольствие, что бы ни случилось, а Билл, этот честняга, вежливо отвечает своей теще, хотя, наверняка, не может относиться с одобрением к крашеным волосам и пудре на лице. Фанни, готовая разродиться в любую минуту, похожа на мышку, она всегда была такой, с ней просто невозможно поссориться, а Эдвард и Генри обсуждают политическое положение страны, будто слова «консерваторы» и «либералы» действительно имеют какое-то значение. Нет, он отверженный, всегда таким и останется, и конечно же, все здесь присутствующие, кроме, пожалуй, матери, предпочли бы сидеть за обедом без него.

– Ну как, – сказал он, откидываясь на спинку стула, – мы выпили за Генри, будущего шерифа, не выпить ли теперь за меня, будущего штатского человека?

За столом наступила тишина. Все посмотрели на него.

– Что ты хочешь этим сказать, мой дорогой? – спросила Фанни-Роза.

– Только то, что я выхожу из полка, – сказал Джонни. – Сегодня я подал прошение об отставке.

Его тут же забросали вопросами. Что он хочет этим сказать? Ах, какая жалость, ведь он всегда говорил, что такая жизнь ему по вкусу – и все в том же духе, одна шаблонная фраза за другой. Только Эдвард, единственный офицер, кроме него самого, никак не отозвался на его слова. А Фанни-Роза, инстинктивно угадав правду, поняла, что его, вероятно, попросили покинуть полк…

– Ах, мне до чертиков надоела военная служба, – сказал Джонни. – Все прекрасно, когда есть, с кем драться, но торчать целыми днями на плацу – это не по мне. Я уже давно подумывал о том, чтобы подать в отставку. Что буду делать? Не имею ни малейшего представления. Вероятно, поеду за границу. Да и какое это имеет значение, черт побери? Дело в том, мисс Эйр, что я нахожу довольно унизительным такое положение, при котором человеку в двадцать шесть лет почти не на что жить, и он вынужден дожидаться, когда умрет восьмидесятичетырехлетний старик и оставит ему свои деньги.

Это заявление вызвало всеобщую неловкость. Сестра вспыхнула и обернулась к своему мужу. Мать улыбнулась, пожалуй, слишком весело, и заговорила с Генри о его планах на Рождество. Только Кэтрин Эйр оставалась невозмутимой. Она посмотрела на Джонни серьезно и доброжелательно.