Читать книгу - "Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл"

Я расстраиваюсь. — Чуть не становлюсь жертвой паразита. — Но становлюсь врагом. — И мне угрожают коровы.

Все прекрасно — думаю я, — когда впереди появляется Мендали. Я был цел и невредим точно так же, как и мое каноэ, которое флегматичный спаситель Бенджамин нашел застрявшим в мангровых зарослях в нескольких сотнях ярдов от своей деревни. Поскольку лодки с навесными моторами были столь же важным видом транспорта для сообщения между островами, как пригородные автобусы в Англии, я испытываю огромное облегчение, когда он рассказывает мне о своей находке. Он вручает мне шорты огромного размера, и я по забывчивости чуть было не натягиваю их прямо на футболку. Бенджамин помогает мне завести мотор и, убедившись в моем благополучном удалении, возвращается к своей рыбалке.

Когда я появляюсь в Мендали, к глубочайшему разочарованию, это не вызывает должного ажиотажа. И хотя я пытаюсь намекнуть, что мое путешествие прошло не так гладко, как хотелось бы, похоже, история счастливого спасения никого не интересует. И лишь Инносент, стремящийся подергать шнур на моем спасательном жилете, и Старый Обадиа, желавший получить недоставленные овощи, проявили какой-то интерес к моей судьбе и моему кораблекрушению. Все остальные занимались куда как более серьезной проблемой.

Вопреки первоначальному энтузиазму, который вызывала у мальчишек перспектива ночевать вместе со своими подопечными, по прошествии нескольких недель, когда птицы подросли и стали более энергичными, они поняли, что курятник отнюдь не похож на пуховую перину, о которой они мечтали. Мальчишки осознали, что, когда по тебе ходят десятки когтистых лап, это плохо способствует ночному отдыху. Добавьте к этому удушающий запах аммиака и непрерывное квохтанье и вы поймете, почему мои помощники быстренько свернули свои матрацы и отправились по домам.

Оба, впрочем, оказались чрезвычайно добросовестными и постоянно приходили к курятнику, размахивая своими фонариками и безостановочно обсуждая проблемы птичьей жизни. И вот в тот самый момент, когда я открывал глаза, чтобы встретить свой первый день на безлюдном острове, Маленький Джон и Маленький Джордж направлялись к курятнику с ведрами воды и корма. Подойдя ближе, они увидели, что дверь распахнута, а внутри никого нет. Оба набросились друг на друга с обвинениями.

К счастью, в этот момент из относительной прохлады курятника на улицу выглянуло несколько толстых ленивых цыплят, привлеченные закуской и прохладительными напитками, поэтому загнать остальных, разбредшихся по округе, обратно не составило большого труда. А потом оба пацана клялись и божились, что накануне вечером запирали дверь.

Однако на следующий день дверь снова оказалась открытой. Заверив мальчишек в их невиновности, антикризисный комитет собрался за карточным столом и пришел к выводу, что инцидент не случаен. Впрочем, мы не исключили и того, что в странной истории нет ничего зловещего, и это всего лишь проделки какого-нибудь любопытного малыша. По крайней мере, все цыплята по-прежнему на месте, и ничего ужасного с ними не произошло.

И все же мы решаем не рисковать, и Смол Тому, собирающемуся в Мунду продавать овощи, поручено купить маленький медный замок и к нему три ключа. Два я отдаю мальчикам, они вешают их себе на тесемках на шею, а один оставляю у себя. Две последующие ночи проходят без происшествий, и нам кажется, что новая система безопасности остановила нарушителя спокойствия. Жизнь возвращается в свое нормальное русло.

Однако нормальная жизнь на Соломоновых островах включала в себя и малярию.

Однажды ночью я просыпаюсь от того, что дождь барабанит по крыше церкви. Впервые со дня своего приезда чувствую, что замерз, то есть не просто дрожу, а весь покрыт мурашками, как будто холод поднимается из самого нутра моего организма. А затем мне становится невероятно жарко, словно меня вытащили из холодильника и запихали в раскаленную плиту. Я сажусь, обливаясь потом, и Чатни, усевшись на покрытом эмалью столе, мяучит, выражая мне сочувствие.

Вскоре после своего прибытия на Соломоновы острова я не без интереса ознакомился с листовкой, в которой описывались симптомы малярии, — ее Джефф держал у себя в кабинете для воодушевления приезжих. Среди главных симптомов — лихорадка, озноб и гриппозные явления; кроме того, следовало обращать внимание на мышечные боли и желтуху («пожелтение кожи и белков глаз»). Я в темноте рассматриваю руки, а зеркала у меня нет.

Больной, как указывалось в листовке, ощущает усталость и измождение. Я и вправду устал, однако не уверен, вызвано ли это заболеванием или всего-навсего тем, что в разгар ночи меня разбудил дождь. Последним признаком приближающейся смерти была боль в нижней части живота, сопровождаемая диареей.

Ну, в этой части, похоже, все в порядке, и я облегченно улыбаюсь. И в тот же момент живот у меня, словно возражая, начинает возмущенно бурчать.

Прыгая через лужи и взбираясь по стволу к «маленькому домику», я едва успеваю заметить, что бак на улице переполнился и вода хлещет через край на жестяную обшивку, еще больше усиливая грохот ливня.

Больница в Мунде выглядела привлекательно и жизнеутверждающе — голубые здания окружали усыпанный белым песком плац, назначение которого было не слишком понятно. Когда мы приближаемся, я представляю себе каталки, больных и улыбающихся медсестер в светло-зеленых униформах, которые салютуют доктору Джеймсу, стоящему на возвышении со стетоскопом, висящим на груди. Этот молодой и энергичный врач из Новой Зеландии вследствие внезапного приступа великодушия оказался единственным специалистом, отвечавшим за здоровье население в радиусе пятидесяти миль.