Читать книгу - "ProМетро - Олег Овчинников"

– Ибо ежели кто ослушается и хучь бы одним глазком взглянет на огненную колесницу – сей же миг ослушник этот… э-э-э… да на этой же самой колеснице в геенну огненную отправится! И будет там гореть в семи огнях-полымях и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь? Аминь, я вас спрашиваю? Или есть желающие принять на себя муки вечные?.. А раз нету, тогда, значит, слушайте меня, дети мои богом любленные, боголюбивые. Слушайте мою диспозицию-рекогносцировку. Эту колесницу огненную, это адское исчадье-порождение надобно немедля, не дожидаясь третьего трубного гласа…

Глагл, обходя стороной кружащую толпу, заглядывает через разрыв в круге и видит старого Ауэрмана. Старый Ауэрман стар, худ, лыс, сильно бородат. И еще у него нет глаз. Ни одного.

– Ну так идите! Идите в ту сторону, куда больно становиться лицом. Сделайте, что должно! И да прибудет с вами Ласковый Ми! А главное – запомните, если кто-то, пусть даже всего одним глазком осмелится…

Глагл не слушает дальше, он уже в нескольких шагах от поезда.

Слишком ярко светит. Глагл уже почти привык, но здесь – слишком ярко. Глагл зажмуривается.

Вот он, поезд. Зря Учтитель боялся, он совсем не страшный. Такой прочный, гладенький… и горячий! Но это ничего, за Дальним Разломом бывает горячее. А это – ничего, можно терпеть. Даже приятно.

Глагл приближает лицо к поезду и нюхает его. Пахнет пыльным металлом. Нос Глагл расплющивается обо что-то особенно гладкое. Вот теперь можно открыть глаз и посмотреть, что же там, внутри, так светит. Главное – открывать глаз не постепенно, а сразу, целиком, чтобы не успеть испугаться. Вот так!

Свет поезда входит в глаз, пронзая насквозь невыносимой болью, и остается в нем огромным светящимся пятном. Слезы брызжут во все стороны. Глагл вскрикивает. Но не от боли – от боли он как раз кричит редко – а скорее от удивления. Потому что он вдруг видит… Видит сквозь светящееся пятно, сквозь резь и слезы в глазах, сквозь стену поезда, которая почему-то совсем не мешает видеть… Видит самку. Совсем молодую. Девушку. Она сидит внутри поезда и у нее такие глаза… Их два и они светятся зеленым цветом. И ласковостью.

Там, внутри, рядом с девушкой находятся еще какие-то люди. Они тоже сидят и смотрят на Глагла, испуганно и удивленно, особенно один из них – тот, что прямо напротив. Он царапает свое лицо ногтями и вопит. Еще один пррридурок!.. Но Глагл не обращает на людей внимания. Все они сейчас – посторрронние.

А потом девушка закрывает глаза. Ладошками. И только теперь Глагл кричит по-настоящему. И плачет.

Потому что он больше не может без этих глаз.

Потому что видеть их было необыкновенно хорошо. Не хорошо-есть или хорошо-от-самки, и даже не хорошо-когда-прохладно, а лучше. Горрраздо лучше. Хорошо-видеть.

Такого не было раньше, но Глагл отчаянно хочет, чтобы такое стало теперь. Теперь и всегда.

Крррасиво звучит, говорил Учтитель про слова, которые хорошо-слышать.

«Крррасиво… Крррасота…» – думает Глагл и ныряет в сторону, в тень. Сзади приближаются тоцкие.

Глагл не хочет оказаться между поездом и толпой выродков. Слепой толпой, которая пришла, чтобы убить поезд.

Глаглу не жаль поезд. Он большой и прочный, вряд ли выродки смогут сделать ему очень больно. Ему не жаль людей, которые внутри. Их немного, всего трое да один из молодняка, зато они могут видеть, а выродки по-прежнему не открывают глаз. Но Глагл очень волнуется за девушку с зелеными глазами. Он будет рядом с ней. Если кто-нибудь попытается обидеть девушку, он спасет ее и она… Она будет ему благодарна!

Первый ряд выродков уже подковылял к поезду, остановился, осторожно ощупывая, обстукивая, оглаживая. Выродки боялись огненной колесницы, хотя никто из них не знал, что такое огонь. Может быть, знал старый Ауэрман, которого они боялись еще сильнее, но его в данный момент не было поблизости. Выродки запомнили последние слова старого Ауэрмана, не поняли, но запомнили. Они были готовы любой ценой исполнить его волю, и от этого их страх перед огненной колесницей постепенно шел на убыль, пока не исчез совсем, уступив место тупой решимости. И пальцы стали смелее ощупывать прочные стены вагона, выискивая, куда бы просочиться, кулаки сильнее застучали по стеклу, зубы попробовали на вкус резину оконных прокладок, разочарованно сплюнули. Какая-то самка попыталась протаранить поезд головой. И то верно: на что она ей, голова-то?

Но поезд пока держался…

А Глагл был рядом. Он ничего не предпринимал, просто стоял в стороне и все видел.

И ждал.

Пришедшие к поезду позже напирали, вытягивали руки, чтобы тоже потрогать. Кто-то из передних не удержался и неуклюже скатился вниз, в яму, что у поезда под брюхом. Попытался выбраться обратно, но кто-то наступил ему ногой на плечо. Упавший вцепился в ногу зубами, тогда нога лягнула его в голову и он обиженно замычал… Один выродок забросил что-то длинное и гибкое, которое у него вместо рук, на крышу поезда, потом руки резко укоротились и весь он оказался наверху, чуть не втянув за собой еще двоих выродков, повисших на его плечах. Оказавшись наверху, выродок оскалился, громко сказал «Паараа, типеерь паараа…», сделал несколько шагов вперед и свалился с другой стороны крыши. Больше Глагл его не видел… Вот кто-то смутно знакомый… Ну да, это же Серый Фимка! Он нащупал небольшую дырку в стене поезда и просунул в нее руку, но тут один из тех, кто внутри, подбежал к нему и ударил по руке ногой. Фимка ойкнул, быстро вытянул пострадавшую руку наружу и, заботливо придерживая ее тремя остальными, принялся облизывать. Потом облизнул и стену, на которой тоже было немного крови… А потом…

Невысоко над толпой взлетает большой камень и врезается в стену поезда рядом с тем местом, где стоит Глагл. Глагл успевает прикрыть голову руками до того, как стена, через которую можно видеть, внезапно ломается, разлетаясь на множество маленьких звенящих кусочков. К тому же, очень острых. Когда звон прекращается, Глагл обнаруживает, что его руки в нескольких местах кровоточат.

Глагл лизнул место пореза. Но улыбаться при этом не стал. Не все дары Ласкового Ми удается принимать с радостью.

Шум драки нарастает. Одно за другим разлетаются еще несколько окон.

Глагл осматривает место сражения и понимает: вот теперь действительно пора.

Он дождался.

Те трое, которые внутри поезда – молодняк не в счет, такого и Вавилонец пальцем перешибет! – разбрелись по одному и дерутся сейчас каждый со своей кучкой выродков. И как дерутся! Выродки только и успевают что высунуться, получить пару ударов в морду и отползти, поскуливая, в сторонку, раны зализывать. Нет, дерутся прибывшие здорово, куда там семилапатинским!

Вот только зря они возле девушки всего одного защитника оставили. Да и не самого крепкого к тому же. Растерянный он какой-то, глаза так и бегают. И какие-то смешные штучки поверх глаз у него надеты. Наверное, чтоб быстрее бегали. Зря… Таких девушек нужно лучше охранять.