Читать книгу - "Укрытие - Трецца Адзопарди"

Одиндесять, двадесять, тридесять, сто!

Я думала, она придет и меня найдет.

Она включает свет, и колесико начинает вертеться. Я хочу позвать ее, но слышу мужской голос. Он смягчает окончания, и слова будто тают. У отца такой же голос, когда он бреется или когда выиграл. Но это не отец.

Иди ко мне, говорит мужчина.

Фрэнки вернется с минуты на минуту, отвечает мама. Голос у нее напряженный.

Он смеется. Я пытаюсь разглядеть в щелку, что происходит, но вижу только край маминого платья. Прохладный воздух дует мне в уголок глаза. Они стоят совсем рядом, и она вздыхает — резко, прерывисто, словно уколола палец. Он наваливается телом на буфет, и становится темно. Шепчет что-то — что, я разобрать не могу, — и снова смеется.

Сюда, говорит она, отводя его в сторону. До меня доносится шум — свистящий, шелестящий. Только бы она меня не нашла! Когда мама снова говорит, она почти поет.

Ты разрешишь мне ее увидеть? — говорит она. Разрешишь?

Течет вода. На столе что-то двигают.

В любое время. Как только пожелаешь.

Ты обещал, говорит она.

Мы можем уехать, когда скажешь.

Я не могу.

Она начинает спорить с мужчиной. Шаги по линолеуму, скрежет задвижки.

Тебе решать, говорит он. Все очень просто.

Мама кричит в темноту. Так громко, что ее слышит вся улица.

Я не могу! Ты же знаешь, что я не могу!

Холодно и тихо. Красная полоска на колесике то появляется, то исчезает. Она вряд ли меня найдет. Я выползаю наружу: комната залита светом, пахнет ее духами и еще чем-то незнакомым. На кухонном столе стоит толстяк Тоби, под ним две пятифунтовые бумажки. Мама стоит во дворе, закрыв лицо руками. Будто все еще водит. Я проскальзываю мимо нее, тихонько подымаюсь наверх. Она догадается, где меня искать.

* * *

Дол, отойди, дай я их достану, тихо говорит за моей спиной Роза.

Я сама справлюсь.

Она ставит стаканы на стол: бокал со сколом по краю, три пыльных стакана, липкую от грязи пивную кружку. Селеста подносит бокал к свету.

М-да. Помыть надо.

Сойдет, говорит Роза и скребет его ногтем. Хрусталь. Я его заберу.

Селеста возмущенно фыркает.

Подождала бы хоть, пока остынет тело матери.

От нее и так особого тепла не было, говорит Роза.

Мама сидит у огня, в руке платок, лицо покраснело от слез. Роза не это имела в виду. Всем немного неловко. Настал момент поговорить начистоту.

С тобой она никогда не была холодна. Ты была ее деткой ненаглядной. Тебя они хотели.

Не заводись.

Постарались тебя пристроить получше, разве нет? — Голос у Розы звенел. А мы как же? А Фрэн?

Селеста встает.

Все, Джамбо, пошли.

Не нравится, да? — говорит Роза, моя стакан под краном. Неприятно такое слушать?

Люка кладет руку Селесте на плечо.

Сядь, говорит она миролюбиво. Нам всем не помешает выпить.

Вы этого не видели! — говорит Роза, поворачиваясь к нам. Вы не видели, что он сделал.

Я видела, раздается голос.

Это мой голос. Я разрываюсь надвое: одна половинка здесь, в кухне, а другая — в саду у забора, стоит и смотрит. Это похоже на кукольный театр: Панч колотит Джуди. Роза с Люкой переглядываются — прикидывают, возможно ли такое. Селеста садится.

По их лицам я понимаю, что они не желают сдаваться. Момент, когда все может быть сказано, снова ускользает. Передо мной опять далекие годы: табличка «Не входить! Это и ТЕБЯ касается!», и то, как они были вместе — играли на улице, ходили в школу, и все без меня. Меня до этого не допускали.

Иди наверх, Дол, сложи пазл.

Чтобы я не путалась под ногами у отца. И меня пронзает насквозь, я снова вижу полумрак «Лунного света», слышу тихий голос Мартино: они боялись.

Они и сейчас боятся.

Селеста берется за стаканы: отодвигает Розу и начинает мыть их один за другим. Ставит на сушку.

Куда запропастился Луис? — произносит она растерянно. Ни в чем на него нельзя положиться.

Джамбо достает из кармана часы, словно это заставит брата прийти поскорее. Смотрит, сосредоточенно моргая, на циферблат.

Уже половина четвертого, говорит он удивленно.

Выпьем по рюмочке и пойдем, тут же подхватывает Селеста. Луиса ждать не будем.

Никто не возражает. Люка тянется за спину Джамбо, берет посудное полотенце, засовывает его в стакан, трет, пока стакан не начинает визжать, и, передразнивая Селесту, разглядывает его на свет.

Ну как, ты удовлетворена?

Мы поднимаем стаканы. Селестины губы уже у кромки, но тут я предлагаю тост. Это последняя попытка.

За нас, говорю я. За всех нас, где бы мы ни были.

Не важно, про кого они подумали: про Фрэн, Марину, отца, Сальваторе или даже Джо Медору. Я включаю в список всех. Включаю себя. Я смотрю на сестер: они стоят на кухне, подняв стаканы, и готовы выпить. Застыли неподвижно — как на фото в семейном альбоме. Взять бы ручку из кружки с Тоби и написать у них над головами имена. Я отпираю дверь, через которую можем пройти мы все. Уж это-то они мне должны позволить. Но Селеста решительно захлопывает дверь.

За маму, говорит она твердо.

Ага, радостно смеется Роза. Про нее-то мы точно знаем, где она. Слава Богу.

* * *

Я не умею пить днем. Может, всё из-за этого. Или, может, из-за того, что я думаю о Сальваторе, увязшем в густом иле на дне дока. Как же отвратительно, когда тебя тащат на свет божий. Розина рука в стакане, скрип полотенца о стенки, лампочка, просвечивающая через стакан, чайки, взмывающие то вверх, то вниз. Что-то рвется наружу.

Я стою во дворе. Перед глазами проплывают быстрые, как золотые рыбки, всполохи света.

Иди в дом, Дол, говорит Люка. На улице сыро.

Она спускается со ступенек и прислоняется к двери сарая. Капли дождя падают мне на лицо. Внутри меня что-то скребется и рвется наружу.

Это все алкоголь, говорит она, когда меня снова рвет. На пустой желудок.

Клетка в углу сада. Разорванная шкурка, мех на языке.

Вряд ли, с трудом выговариваю я.

Тогда я дам тебе одну штуку. Это на травах. Должно помочь.

Люка уже промокла. Капли на ее платке переливаются, как жемчужины. Она смотрит на клетку, виднеющуюся сквозь заросли травы. Ей тут не нравится.

Помнишь кроликов? — спрашиваю я, не давая ей уйти.