Читать книгу - "Пейтон Эмберг - Тама Яновиц"

Чтобы придать своим владениям еще большую привлекательность, Дункан не раз пытался завести оригинальные новшества, надеясь поражать ими воображение визитеров. Однако все его начинания заканчивались плачевно, и Пейтон не удалось ни полюбоваться тюленями (животные подохли в пресной воде), ни побродить по замысловатому лабиринту (тот рухнул, как карточный домик, при первом же порывистом ветре), и потому ей пришлось удовольствоваться обычным застольем.

За столом Пейтон чувствовала себя посторонней. Она не знала людей, о которых шел разговор, и не была в курсе событий, которые обсуждали. К тому же и речь собравшихся за столом была нечленораздельная. Казалось, что рты собеседников забиты мелкими камешками, и говорившие напрягали все силы, чтобы их случайно не выплюнуть.

Отчетливо говорил один попугай, время от времени подававший из клетки резкий с хрипотцой голос. Пейтон улыбалась, глядя на птицу, да разглядывала собак, разгуливавших по залу, одна из которых тоже не осталась к ней равнодушной: попыталась залезть под юбку.

И все же Пейтон была довольна: она попала в иной, доселе незнакомый ей мир, казавшийся раньше недоступным. Да и разве попадешь в великосветское общество, оказавшись замужем за дантистом? Правда, она очутилась здесь благодаря мужу, но всему помог случай.

Ее размышления прервал громкий голос Дункана:

— Завтра утром я собираюсь на биглинг.[51]Кто со мной?

— Я, — вызвалась Пейтон. — А что такое биглинг?

Все рассмеялись. Желающих отправиться на охоту больше не оказалось.

Пейтон подняли в шесть утра. Ее уже ждал Дункан. Рядом с ним стояли выжлятник[52]и трое его подручных, у ног которых крутилась свора собак с гладкой короткой шерстью с черным окрасом, разбавленным у одних желто-коричневыми, а у других — белыми пятнами.

Во дворе было холодно, и Пейтон поежилась. Заметив ее движение, Дункан вынул из сумки термос и, наполнив стаканчик, улыбнувшись, проговорил:

— Кофе с бренди. Согрейтесь.

И в самом деле, Пейтон стало теплее. А вскоре она и вовсе согрелась, шагая вместе с Дунканом по грязному полю следом за умчавшимися с громким лаем собаками, которым полагалось выследить и затравить кролика.

Но вот лай собак стих, и только издали доносился призывный звук охотничьего рожка.

— Охоту нам уже не догнать, — произнес Дункан. — Да и ладно. Хотите посмотреть грот? Он неподалеку, на берегу вон того озерка. Этот грот — мое детище. Я стилизовал его под естественную пещеру.

Грот, выложенный из ноздреватого камня, ракушек и кораллов, на естественную пещеру, в представлении Пейтон, вовсе не походил, но она спорить не стала, тем более что Дункан опять протянул ей стаканчик с привлекательным напитком из термоса.

— Вы еще долго погостите у нас? — спросил он.

— К сожалению, мы сегодня вечером уезжаем.

— Жаль, — процедил Дункан. — Впрочем, можно устроить, чтобы вы приехали снова.

— Это было бы здорово! — простодушно воскликнула Пейтон. Опомнившись, она посчитала, что ее восклицание сошло за американскую непосредственность. — А вы когда-нибудь были в Нью-Йорке?

Дункан медлил с ответом, пожирая ее глазами.

И этот туда же, решила Пейтон. Да только он похож на перезрелую сливу. Небось, мошонка болтается у колен.

— Я не был в Нью-Йорке уже лет двадцать, — наконец ответил Дункан. — Не было надобности. Возможно, еще и съезжу. Скажите, а вы давно замужем?

— Мне кажется, целую вечность. Замужество мне уже опостылело.

— Вот-вот, — Дункан неожиданно оживился. — Я всегда искренне удивляюсь, если кто-то мне говорит, что счастлив в супружестве.

— Мне нравится секс, — доверительно продолжила Пейтон, — но с мужем настоящего удовольствия не получишь.

Дункан рассмеялся.

— Вы весьма непосредственны, — сказал он. — Впрочем, возможно, это знамение времени. Со времен моей молодости многое изменилось.

— А что именно? — поинтересовалась она. Дункан замялся.

— Сразу и не ответишь, — задумчиво произнес он. — Да вот взять хотя бы спиртные напитки. Теперь никому и в голову не придет пить джин с итальянским вермутом. Вкусы испортились, упростились.

Пейтон невольно хмыкнула: своеобразная иллюстрация перемен. Суждение человека из великосветского общества, в котором ей удалось неожиданно побывать, да и то благодаря Барри. И будь она с мужем, то провела бы время иначе — пустилась бы в настоящее приключение, не сравнимое с биглингом, хотя для того и пришлось бы идти в какой-нибудь бар, чтобы завести романтическое знакомство. Но могло случиться и по-другому. Возможно, пришлось бы скучать в гостиничном номере или бродить по музеям, превратившись в туристку.

— Бог мой! — неожиданно воскликнул Дункан, взглянув на часы. — Нам пора возвращаться, иначе опоздаем на ланч. Дорогая, вы произвели на меня неизгладимое впечатление. Вы живете своим умом, у вас яркий характер. Когда будете снова в Англии, но только одна, дайте мне знать. Я с вами непременно увижусь.

Однако снова побывать в Англии Пейтон было не суждено. Вскоре она забеременела и не могла представить себе, что в таком непривлекательном состоянии ей откроют объятия и пылко произнесут: «Вы такая очаровательная. Я не могу без вас жить и возьму вас к себе вместе с ребенком».

Затем она родила, и начались бесцветные будни, связанные с заботой о сыне. Пейтон кормила его, меняла ему пеленки, ежедневно гуляла с ним, ходила с ним по врачам. Казалось, Кэш все время болел — отит, насморк, понос, экзема сменяли друг друга.

Перед тем как родить, Пейтон наивно предполагала, что, разрешившись от бремени, она станет вести размеренную, спокойную жизнь, занимаясь домашним хозяйством и гуляя с ребенком в парке. Действительность посмеялась над ней. Как правило, бессонные ночи, утомительное кормление грудью, неизменно сопровождавшееся отрыжками малыша, грязные пеленки, испускающие зловоние, бесконечный оглушительный плач вечно чего-то требующего ребенка — вот с чем столкнулась Пейтон.

Бессонные ночи сделали свое дело. Она осунулась, подурнела, не подымал настроения и отвисший дряблый живот, а на оздоровительную гимнастику ни сил, ни времени не хватало. Все время занимал Кэш.

Однажды, когда он стал уже ползать, Пейтон расстелила на полу одеяло, чтобы дать ребенку возможность поупражняться. Однако не прошло и минуты, как Кэш перевернулся на спину и без видимой причины заголосил, растирая руками слезы. Его лицо сморщилось, покраснело, мелькнули редкие зубы. Он казался маленьким, сморщенным старичком, капризным и желчным. Пейтон опустилась на пол и, прислонившись к стене, нервически рассмеялась. Потянуло зловонием, но она даже не шевельнулась.