Читать книгу - "В Москву! - Маргарита Симоньян"

Какая-то женщина, обвешанная фотографиями своего президента с матерными подписями к ним, села на тротуар, улыбаясь прохожим.

По величественной лестнице одного из зданий холма, размахивая пухлыми папками, спускались румяные люди. Уже было шестнадцать тридцать, и румяные люди, улыбаясь прохожим, уверенными походками спешили домой — к цветникам и теплым бассейнам. На сегодня они завершили командовать земным шаром, и до завтра были свободны.

В здании над лестницей, в большой, слишком сильно кондиционированной комнате несколько хорошо образованных мужчин и женщин увлеченно предавали Родину.

Один говорил:

— Мы держали в аду пол-Европы. Если нас не остановить, мы сделаем это еще раз! Остановите нас!

Другой объяснил:

— Мы пока еще слабые. Но, если вы нам позволите, мы скоро можем стать сильными. Не позволяйте нам!

Третий воскликнул:

— Вы что, забыли Советский Союз? Вспоминайте!

Четвертый просил:

— Мы не можем сами свалить нашу законную власть, хоть и считаем ее незаконной. Помогите нам!

В этом четвертом можно было признать бакинского армянина, сопровождавшего Бирюкова в летний лагерь в лесу. Сам Бирюков сидел на сцене в президиуме с одухотворенным лицом. Нора смотрела на него из зала и вполуха слушала выступающих.

Чаще всего она слышала слова «свобода» и «демократия». Эти слова выступающие произносили с таким придыханием, что было ясно — в тексте выступления они написаны с большой буквы.

Вслед за Бирюковым в Вашингтон прилетела большая свита, включая нескольких начинающих соратников. Среди них, например, была вышеназванная капиталистка с хваткой луизианского аллигатора, решившая приглядеться к Бирюкову на почве того, что муж-полубог скоро умрет и надо самой начинать дружить с возможной будущей властью. В президиуме рядом с Бирюковым сидел не до конца определившийся действующий сотрудник президентской администрации.

Капиталистка и сотрудник дружили. Последние сорок минут они переписывались смс-ками, улыбаясь друг другу, он — глядя сверху в зал, а она — глядя снизу в президиум.

Капиталистка улыбалась всем своим удивительным лицом — ее глазки, нос и все остальное сбились в кучу между просторнейшим лбом и таким же просторнейшим подбородком, окаймлявшим нижнюю челюсть. Когда она говорила или смеялась, язык вываливался из этой челюсти, как ящик из трубы мусоропровода. О лице сотрудника администрации сказать особенно нечего, кроме того, что природа рисовала его циркулем.

— Куда вечером пойдем? — написала капиталистка сотруднику.

— В Александрию гадов жрать, — ответил сотрудник.

Выступил начальник отдела политики главной газеты восточного побережья. Он предостерег:

— Мы должны защитить Украину. Украинцы боятся и ненавидят Россию. Они видят защиту только в нашем альянсе. Я это точно знаю — родители нашей горничной в юности жили во Львове.

На сцену поднялся прославленный кремленолог. Кремленолог зарабатывал тем, что блестяще угадывал, кто за чем в России стоит и что это значит. В своих знаменитых статьях он писал:

Путин чихнул. Как вы думаете, почему он чихнул? Наивно думать, что он просто так чихнул. Только человек, ничего не смыслящий в России, может поверить, что любой русский лидер, а тем более Путин, мог взять и просто так, на ровном месте чихнуть.

За ним к микрофону вышла опоздавшая женщина в красном пиджаке и с большими сережками. Это была советница будущего президента Америки по вопросам Восточной Европы. Она сказала:

— Не стоит переживать. Наш будущий президент во всем осуждает нынешнего президента. Но вот именно насчет России он с ним совершенно согласен. Так что наша политика останется неизменной. Все будет очень окей.

— Бля, ну она и вырядилась! — написала капиталистка сотруднику.

— А мне нравится, — ответил сотрудник.

Нора сидела в проходе недалеко от сцены. Возле нее ползали потные фотографы. Большую часть времени она следила за движениями Бориса, представляя, как эти же широкие руки теребят не карандаш, как сейчас, а ее волосы, как сегодня утром.

Советница отвыступала. Борис встал из-за стола президиума, подошел к ней и пожал ей руку, продемонстрировав ту самую улыбку, которую он репетировал возле зеркала. Потом они с советницей ненадолго вышли в соседний зал, где пахло кофе и маффинами и можно было поговорить по душам.

Нора от скуки стала наблюдать за одним спящим рыжим, который иногда просыпался и тут же бросался что-то писать на листочке со схемой рассадки участников конференции. «Наверное, политолог», — подумала Нора.

Рыжий изредка поднимал голову, и его взгляд на секунду становился сосредоточенным, как будто он пытался уловить какие-то знаки свыше. Брови почти страдальчески сходились на переносице, выдавая тягостную работу мысли. Потом вдруг лицо светлело, и рука с авторучкой замирала на миг над бумагой, а потом, как ястреб, бросалась на нее и что-то быстро-быстро чертила.

«Что он там чертит все время?» — подумала Нора.

Она вытянула шею, от чего ее яркие губы уплыли куда-то вниз, и увидела на бумажках у рыжего пушистую голову львенка. Рядом с ней были нарисованы самолетик и человек-паук.

Изрисовав всю страницу героями книжек-раскрасок, рыжий вздохнул, угомонился и снова заснул. Рядом с ним дядечка с красным платочком в нагрудном кармане стыдливо читал «Мемуары Гейши», прикрывая их чемоданом. Двое главных редакторов крупных московских газет играли в морской бой.

Вернулся Борис. Он кому-то кивнул, и на плазмах включился ролик — сюжет прославленной репортерши французских кровей о том, как в Москве отмутузили недовольных. Бакинский армянин горделиво посматривал в зал, бурливший негодованием.

Вдруг прямо перед президиумом непонятно откуда возникла девушка в длинной цветастой юбке и полуголый дистрофик с дредами на голове. Они молниеносно развернули большой плакат, разрисованный от руки фломастерами, с фотографиями каких-то китайцев. Что было написано на плакате, никто не успел прочитать, но точно что-то про фридом. То же самое непонятно что про фридом девушка с парнем успели проорать трижды перед тем, как их скрутили охранники и утащили, брыкающихся, неизвестно куда. Они явно ошиблись дверью.

— Эту провокацию мы проигнорируем как неорганизованную, бросил Борис свою любимую шутку и вышел, наконец, к микрофону. Он сказал:

— Сегодня Россия в очередной раз стоит перед выбором. От этого выбора зависит не только жизнь граждан России, но и жизнь и спокойствие ваших граждан — граждан Соединенных Штатов Америки, да и всего мира. Речь идет о выборе России между Демократией и диктатурой.

Борис говорил на грамматически безупречном английском. На этот английский он потратил немыслимо много часов и денег. Правда, акцент все равно остался, но так было даже лучше.