Читать книгу - "Добро пожаловать в мир, малышка! - Фэнни Флэгг"

— Нет, спасибо, я пройдусь.

На самом деле в центр она хотела попасть не для того, чтобы поглядеть на рыболовные наживки. Она хотела добраться до телефона. Повернув за угол, Дена заскочила в аптеку «Рексалл» и позвонила своему агенту в Нью-Йорк.

— Мистер Купер, вам звонок за счет абонента от Дены Нордстром, вы ответите?

— Да, соедините. Алло! Как ты себя чувствуешь? Отдыхаешь?

— Вытащи меня отсюда.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты меня вызволил как можно скорее.

— Тебе еще две недели можно не выходить на работу.

— Плевать, только вытащи меня отсюда побыстрее.

Когда она вышла из кабинки, несколько человек ждали, чтобы поздороваться и сказать, как они рады ее возвращению. А потом она прошла мимо места, которое показалось ей смутно знакомым. По крайней мере, пахло знакомо. Это была пекарня, которой, говорят, владели ее дед с бабкой, она до сих пор называлась «Шведская выпечка и закуски Нордстромов», несмотря на новых хозяев. Она приложила сложенные ковшиками руки к глазам, как бинокль, и заглянула в витрину, но ничего знакомого не увидела. Странно было идти по улице. Люди выходили из магазинов и приветствовали ее как старые друзья. Люди, которых она никогда в жизни не видела. Все знали, кто она такая, но при разговоре те, кто постарше, называли ее дочкой Джина, кто помоложе — кузиной Нормы или племянницей тети Элнер. А раньше она всегда была Деной Нордстром.

Ее останавливали и рассказывали, что росли с ее отцом или что когда-то он разносил им газеты, и какой это был отличный парень. Похоже, у каждого была в запасе история про ее отца или дедушку с бабушкой, которой с ней хотели поделиться. Когда она все же добралась до скобяной лавки, Мак вытащил всех своих искусственных мух, каждую назвал и разъяснил, для какой рыбы она предназначена. Дена спросила:

— Мак, вы знали моего отца?

Он кивнул:

— Очень хорошо знал. И деда с бабушкой. Замечательные люди.

Сегодня Дена была приятно удивлена. Элмвуд-Спрингс оказался прелестным городком, и все, с кем она сталкивалась, были очень дружелюбны. Вдруг она задалась вопросом, а что толкнуло ее мать уехать отсюда. Что случилось?

Хотя все жаждали рассказать ей об отце или дедушке с бабушкой или о том, как они заходили в магазин и всегда видели ее, малышку, сидящую на стойке, никто не упомянул ее мать. Как будто ее здесь и не бывало.

После обеда Норма вытащила на свет все школьные табели отца Дены и все его фотокарточки из альбома, но, опять же, ни одной фотографии ее мамы.

На следующее утро за завтраком Дена сказала:

— Норма, вы были знакомы с моей матерью?

Норму вопрос застал врасплох. Дена никогда об этом раньше не заговаривала.

— Ну, Малышка, немного. А что бы ты хотела знать?

— Какая она была, когда жила здесь, и все такое.

Норма поставила тарелку в посудомоечную машину, закрыла ее и села напротив Дены.

— Я могу рассказать тебе только то, что знаю. Я училась тогда в средней школе. А может, и окончила уже. Но я ее хорошо помню. Только, понимаешь, она здесь недолго пробыла и почти ни с кем не общалась. Помню, мы приходили к тете Герте посмотреть на тебя, и она тобой так гордилась, всевозможные игрушки тебе покупала.

— Она вам нравилась?

— Да, очень. Но не забывай, я была совсем молоденькой и мне не довелось узнать ее как следует.

— А тетя Элнер?

— Тетя Элнер, наверное, расскажет тебе больше, чем я. Можем с ней поговорить, если хочешь.

— Да, я бы хотела.

Сразу после завтрака они снова звонили в дверь тети Элнер.

— Тетя Элнер, мне интересно, не помните ли вы что-нибудь о моей матери.

Норма объяснила:

— Я рассказала Малышке все, что помнила.

— Так, милая, дай-ка мне усесться поудобней да напрячь мозги… Господи, ну и давненько же это было, правда? Но я, разумеется, помню. Помню день, когда она сюда приехала; ты была совсем крошкой. Мы вышли к станции встретить жену Джина. Он писал, что она красивая, но мы и не представляли, что настолько красивая. Стоим мы все, значит, встречаем, и выходит из поезда это создание небесной красоты. Мы просто глазам не поверили. Она будто сошла с обложки журнала. На ней было шерстяное платье цвета морской волны, высокая прическа и беретик таблеткой, надетый набекрень. О, она была модницей, раньше я таких и не встречала. Нет, скажем так: ничего подобного Элмвуд-Спрингс не видывал. Прекрасные рыжие волосы, белая кожа сливочного цвета, зеленые глаза, — у тебя глаза Джина, но фигура мамина. Она была высокой, и я помню, как она держалась — как королева. — Тетя Элнер хмыкнула. — Честно говоря, я была смущена: мы стояли перед ней — ее новая семья, и я, такая большая и толстая, в домашнем платье, которое сама и сшила, и старых черных ботинках со шнурками, хотелось просто сквозь землю провалиться. Но нам всем не терпелось увидеть тебя. А увидев, мы все растаяли, и благодаря тебе лед был сломан. Не оставалось сомнений, что ты дочка Джина: те же светлые волосы и большие голубые глаза. Она нарядила тебя очаровательно — розовое платьишко с кружевами и розовый бант, повязанный вокруг головы. Ты была похожа на куклу, какие Норма получила в подарок на Рождество, правда, Норма?

— Да, ты была милашка.

Дена спросила:

— А она?

— Прежде всего, она была очень застенчивая, никому не позволяла себя фотографировать. Я говорила: ты такая красавица, как же не сфотографироваться, но она ни в какую.

— Моя мама не казалась… ну, недружелюбной, что ли?

— Ой, нет, она была очень милой, так мягко разговаривала, разве что немного… замкнутая, так ведь, Норма?

— Да, думаю, можно и так сказать. Но очень дружелюбная при этом, заметь.

Тетя Элнер согласилась.

— Да, очень дружелюбная и милая, и сразу видно, не из тех ветреных девушек, которых некоторые парни привезли домой. Твоя мама была не только красивая, но еще и утонченная, прекрасно говорила и писала великолепным почерком. Очень образованная, из хорошей семьи, но она о родных никогда не говорила, а мы не спрашивали. Мы не хотели бередить ей раны, думали, если захочет, сама расскажет. После того как вся ее семья погибла в пожаре, еще и Джина потерять… Не понимаю, как она такое пережила. Правда, Норма?

— Да. Я думала, она об этом захочет поговорить, но она ни разу не заговорила за все время, пока тут жила.

— Наверное, ей было ужасно тяжело: молодая девушка, совершенно одна в этом мире, ни единой родной души в живых не осталось. Не знаю, как она выдержала, но бесследно это явно не прошло, она всегда казалась печальной.

— Я читала в «Ридерс дайджест», что человек, переживший трагедию, всю жизнь несет на себе вину за то, что он единственный выжил, — сказала Норма. — Надо было ей обратиться за помощью. Но тогда ничего такого не было, это теперь все проще простого. Она всегда была нервной, да, тетя Элнер?