Читать книгу - "Исповедь мачехи - Екатерина Сиванова"

– Очень жаль. Такое ощущение, что ты не столько поняла, сколько хотела именно так понять…

– Значит, так объясняли, – начала огрызаться Алевтина.

– Ты, пожалуйста, не переходи все-таки рамки дозволенного. Не начинай мне хамить. Послушай внимательно. Когда папа говорил тебе, что мы какое-то время не сможем общаться в прежнем режиме с тобой и твоим мужем, речь шла только о нашем обычном общении до марта.

– Что ты имеешь в виду?

– И я, и папа имеем в виду ваши приезды в Дом, все выходные вместе… Согласись, что после твоих слез, пролитых на коленях у отца, было бы смешно сейчас ждать от него раскрытых объятий для твоего мужа… Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что эта ситуация от начала до конца спровоцирована тобой?

– Да… – голос Али задрожал.

– Ты помнишь, что я просила тебя не вываливать на отца весь твой негатив по поводу Коли? Что ты сейчас хочешь от папы? Ты о нем хоть немножко думаешь? Ну, про себя и детей я вопросы не задаю.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – прокричала мне в трубку Аля и расплакалась.

– Я хочу, чтобы ты оставалась человеком, чтобы не забывала об отце, о братьях, о сестре. Я хочу, чтобы не терялась наша связь. Ведь если мы с тобой не постараемся, то отношения папы и твоего мужа никто больше не наладит. Понимаешь?

– Понимаю, – всхлипывала Аля.

– Говоря по совести, я сомневаюсь, что ты понимаешь: поймешь ты по-настоящему все только тогда, когда сама станешь мамой. – В ответ из трубки доносилось шмыганье носом. – Ладно. Ты прости, если я что-то резко сказала. У меня есть оправдание: на твоего отца больно смотреть, он совершенно подавлен из-за всего того, что ты творишь. Подумай. Прошу тебя, включи мозг. Пока.

Прошло несколько дней. Аля молчала. Мы все, включая Егора и Машу, старались обходить стороной тему отсутствия Алевтины в нашей жизни. Но скучали. Все. Без исключения.

Очередные выходные мы должны были провести в Доме. В пятницу ночью из командировки вернулся Андрей, а в субботу мы планировали выехать за город. Но утром, когда я увидела мужа, стало понятно, что мы никуда не едем. С Андреем творилось что-то непонятное: он не мог дышать, левая сторона лица опухла, муж жаловался на страшные боли в области глаза… Мы вызвали «скорую».

По иронии судьбы именно в момент визита врачей мне на телефон пришло сообщение от Алевтины: «Привет! У нас все замечательно. Едем на мастер-класс по приготовлению суши. Мебель новую привезли. Очень красиво. Как вы?»

Я тут же набрала ответ: «Если не считать твоего безобразного к нам отношения, то мы тоже в норме. Но болен отец». Отправила. И даже не стала выпускать трубку из рук, зная: сейчас Аля перезвонит.

Тишина. Но я все еще жду. Перепроверяю, доставлено ли сообщение. Да, доставлено. Телефон молчит. Молчит. Молчит…

О своей «переписке» с Алей я рассказала мужу спустя несколько дней, когда ему стало легче.

– По-моему, Алька сошла с ума… Другого объяснения ее молчанию на такое мое сообщение нет, – сказала я мужу, – нам надо что-то делать, с ней происходит страшное…

Андрей молчал.

А потом он позвонил дочери.

– Привет!

– Здравствуй, папочка, – бойко ответила Аля.

– Как ты живешь?

– Замечательно!

– Скажи, ты получала от Кати сообщение про то, что я заболел?

– Да.

– А почему не перезвонила, почему не спросила, в чем дело?

– Ну, ты же не звонишь, не спрашиваешь, как я себя чувствую…

Когда Андрей пересказал мне этот разговор, он был наполовину мертвый. Страшно даже представить, что творилось в душе отца взрослой дочери после такого разговора. Я до сих пор не могу забыть выражение глаз мужа.

Появилось ощущение, что в нашем доме кто-то умер. Лишний раз мы даже старались не начинать разговаривать, потому что неизменно все разговоры сводились к одному: «Как такое могло случиться? Что произошло с нашей Алей?..» Детям мы ничего не стали рассказывать. Но они все видели и чувствовали. Только спрашивать боялись, видя, в каком состоянии находится Андрей.

Наступало лето, каникулы, и мы традиционно собирались ехать в Ялту. В тот год все было не совсем обычно запланировано: Маша на неделю раньше нашего отъезда улетала по путевке в «Артек», а мы ехали следом за ней. Уж очень страшно мне было отпускать от себя десятилетнюю девочку в такую даль. А так вроде и Маша в «Артеке», и мы рядом. Отвозить Машу в Домодедово было удобнее из нашего Дома. Мы решили собрать все вещи маленькой путешественницы в городе, а ночевать ехать в нашу «загородную резиденцию». Машка летала по квартире, складывала необходимые, по ее мнению, пожитки на диван, а я сидела рядом, как-то невнятно отвечала на ее вопросы и совсем не участвовала в процессе.

Голова была занята только случившимся с Алевтиной, с нами всеми.

Я решила, что лучше Андрея вещи Маше никто не соберет, и отложила это действо на утро.

Легче всего мне становилось, когда я лежала в темноте и ничего не слышала, кроме проезжающих по нашей улице трамваев. Даже Иван, маленький мальчик, чувствовал мое состояние и не требовал привычного для него укладывания. Он просто ложился рядом со мной в темноте, брал в свою ручку мою и спокойно засыпал. А я лежала, и мне казалось, что не спала. На самом деле я проваливалась в какую-то бездну, все время падала среди обломков чего-то большого и, по моим ощущениям, глобального для всего мира в целом. Я ни на минуту не переставала думать, анализировать, сопоставлять… А еще все время ждала. Ждала, что вот сейчас позвонит моя Алька и скажет: «Катя, мне плохо, спаси меня, меня заколдовали…» Я не переставала верить в сказки и волшебников…

Утром надо было взять себя в руки и начать собирать вещи Маши. Но я, встав намного раньше всей семьи, уселась за компьютер. Я решила написать Але письмо. Решила это еще там, в ночном забытьи. Я знала, что напишу. Понимая всю несуразность происходящего со мной, я заставила себя выйти на прогулку с собакой. Разум надеялся, что свежий утренний воздух меня отрезвит… Но душа кричала… Она хотела подлететь к Але, схватить ее за плечи, тряхнуть со всей силы и закричать: «Да что же с тобой такое?!»

«Привет!

Встала рано, чтобы Маше вещи собирать в лагерь. Но решила все отложить. И написать тебе письмо. Лучше, конечно, было бы позвонить, но я сейчас совсем не бываю одна.

Мне папа рассказал о том, что он тебе звонил. И что ты ему сказала: “Но ты же не звонишь и не спрашиваешь, как чувствую себя я…”

Знаешь, оказывается, я совсем тебя не знаю. И то, что я считала всегда, что ты МОЯ, – иллюзия, придуманная мной. Ощущение, что ты заключила с кем-то какую-то сделку, не покидает меня …

Сделка с условием: “Пусть у меня будет все хорошо с Колей в обмен на все остальное”.