Читать книгу - "Идеалист - Эдуард Багиров"

«Украинский язык – допотопный, язык Ноя, самый древний язык в мире, от которого произошли кавказско-яфетические, прахамитские и прасемитские группы языков. Древний украинский язык – санскрит – стал праматерью всех индоевропейских „языков“ (Словарь древнеукраинской мифологии).

«В основе санскрита лежит какой-то загадочный язык „сансар“, занесенный на нашу планету с Венеры . Не об украинском ли языке речь?» (статья «Феномен Украины», газета «Вечерний Киев»).

Такими статьями пестрели украинские газеты. «Словари мифологии» нам стали настойчиво рекомендовать в университете. Мне иногда казалось, что я – в каком-то ярмарочном балагане и меня разыгрывают. Во всяком случае, именно такое странное послевкусие оставалось после лекций по истории Украины.

В детстве, кроме случайной драки, когда пара дворовых лоботрясов кричала мне «клятий москаль, вали отсюда», ни с какими проявлениями национализма мне сталкиваться не доводилось. То, о чем я слышал, было скорее анекдотом.

«Заблудился москвич во Львове. Ищет, у кого бы дорогу к трамвайной остановке спросить. Видит: идет по улице такой колоритный дядьку с бандеровскими усами. Москвич знает, что таких, как он, здесь не любят, потому пытается закосить под украинца:

– Слышь, дядьку, а гдэ здесь эта... як ее?.. Останивка!

Бандеровец вытягивает из-за пазухи обрез:

– Зупинка-то? Прямо по вулице. Но ты, клятий москаль, вже прыйихав».

В реальной жизни ничего подобного не происходило. В окружающем меня мире друг к другу относились с любовью и уважением и украинцы, и русские, представители вообще всех народов – Украина традиционно была республикой мультинациональной.

В том, что украинский национализм существует и с каждым годом прогрессирует, я воочию убедился лишь в стенах высшего учебного заведения. Сравнительно новая дисциплина, которая называлась «История Украины», вскоре повернулась всем своим идиотизмом. Известный мне хрестоматийный список лженаук неожиданно пополнился еще одним пунктом.

А бредом здесь было все. Начиная, разумеется, с Киевской Руси. Я вдруг узнал, что не существовало такого языка, как старославянский. Был, оказывается, староукраинский. Также меня любезно просветили, что в Х веке Украина покорила значительную часть Европы и стала великой державой, с которой вынуждены были считаться соседи. Такие, например, как ничтожная Византия.

То, что князь Святослав Игоревич был украинцем, тоже, очевидно не вызывало у преподавателя ни малейшего сомнения.

– Вообще-то Святослав был варягом, – не выдержав, как-то возразил я преподавателю с места.

Наш профессор, очкастый, сутулый недоросток с россыпями перхоти на лацканах полуистлевшего пиджака и с выразительной фамилией Пацюк[1]совершенно спокойно сослался на то, что на портрете воинственного князя мы отчетливо видим запорожский оселедец. Я возразил, что это чушь, потому что первые запорожцы появились несколько столетий спустя и их разрозненные ватаги на великое государство уж точно никак не тянули.

Но тут профессора неожиданно поддержал мой одногруппник, мордастый и горластый Толик Кожухов. Он встал с места и на чистом украинском языке задвинул очень энергичную телегу о неких исследованиях норвежских ученых, которые, мол, доказали, что на самом деле варяги и викинги были родом из украинских степей, доказательством чему служат несколько строк эпоса «Беовульф» и некие норвежские саги.

– В сагах повествуется о некоем Винланде, – разглагольствовал Толик, легко переплюнув в познаниях самого профессора. – Долгое время наука ошибочно полагала, будто бы речь шла об открытой викингами Гренландии. Но норвежские ученые утверждают, что подлинный Винланд располагался гораздо восточнее. То есть – на территории нынешней Украины! И поэтому существует огромная вероятность того, что варяги – и есть самые что ни на есть протоукры.

– Та, я шо-то такое слыхал, – бормотал профессор, соображая, – ведь если так, то получается, древние украинцы...

– Укры, – вежливо поправил профессора Кожухов. – В летописях есть упоминания. Неправильно было бы читать «угры» – народ, который запредельно тенденциозная советская историография называла венграми. На самом деле правильно будет «укры».

Профессор уже забыл и про меня, и вообще про все на свете. Воспаленным взглядом он смотрел в лицо Кожухова.

– Получается, что укры держали в страхе Европу, Ближний Восток...

– Равно как и территорию современной Америки, – скорчив гримасу, дополнил Толик. – Они и там бывали...

Профессор явно переживал приступ вдохновенного энтузиазма.

– Да, – повторил он, бегло делая в блокноте какие-то пометки. – И конечно же Америку.

– Да вам лечиться надо, господа! – Я недоуменно пожал плечами.

В аудитории повисло тяжелое молчание.

После занятий в коридоре я столкнулся с Толиком. Он попытался слиться, однако я преградил ему дорогу.

– А ну-ка стой, протоукр хренов, – сказал я. – Ответь-ка мне на один вопрос.

– Ну? – недовольно промычал Толик, отводя глаза.

– Ты ведь русский? Не хохол?

– Ну, допустим, – мялся щекастый умник.

– Тогда зачем тебе это?

– Ну, – с какой-то внезапной решимостью вскинулся Толик, – ты же понимаешь, что я мог бы и постебаться. Историей-то я уж всяко владею лучше, чем Пацюк. Но мне здесь жить, чувак. Неужели ты еще не понял, что происходит в стране? А вот с Пацюком ты споришь очень зря. Он не забудет. И сегодняшний инцидент тебе даром не пройдет. Это я тебе точно говорю.

Ну кто мог тогда всерьез подумать, что с десяток лет спустя весь пацюковский бред окажется чуть ли не доктриной исторического воспитания новых поколений украинцев? Толик станет кандидатом наук и ассистентом этого самого профессора Пацюка – впоследствии, впрочем, академика, и они вкупе со множеством других пацюков дружно возьмутся переписывать Историю.

А тогда к лекциям по истории Украины я потерял всякий интерес, не принимал их всерьез и манкировал при первой же возможности. На истфаке, помимо прочего, читали блестящий курс философии, аудитория всякий раз бывала заполнена; археологию также преподавали выше всяких похвал. Дисциплины читались по-русски, но ни у одного человека из присутствующих никаких нареканий сей факт не вызывал. И здесь, в лучшем университете Украины, среди самых блестящих умов страны, серая бездарность Пацюк воспринимался досадным недоразумением. Вместе со своим косноязычным суржиком.

Украинского языка не знал даже тогдашний президент, как-то раз с высокой трибуны ляпнувший: «Я рахую, шо...» «Рахуваты» означает «считать», «вести подсчет» – новый термин украинской математики. Но ничего общего с глаголом «думать» он не имеет, поэтому из уст руководителя государства это прозвучало весьма двусмысленно. Теперь-то, спустя годы, мне ясно, что президент действительно не думал. Он именно «рахувал» – подсчитывал, совершая в уме математические действия. Столько всего нужно было еще продать, пустить в оборот, да просто тупо украсть, в конце концов. И крали. Думать им было действительно некогда: едва успевали «рахуваты».