Читать книгу - "Смрт - Эдуард Лимонов"

Мы едем по горной дороге из Сараево. Ночь. Но фары у нас не зажжены. Едем наугад, по звуку. Слышим моторы впереди и сзади. Если зажечь фары, то нас обязательно расстреляют. Либо из миномета, либо из гаубицы — это самые распространенные в армии мусульман боевые средства. Самое легкое, что с нами может случиться, — это если нас расстреляют из пулемета. Дело в том, что если город Сараево почти полностью занят мусульманами, то вздымающиеся амфитеатром вокруг Сараево горы хаотичным образом представляют из себя чересполосицу фронтов. Позиции сербов и мусульман там перемешаны. Мне пришлось побывать на сербских позициях на склоне огромной лесистой горы, где книзу от нас позицию занимали мусульмане, а выше по склону тоже находилась мусульманская позиция, в то время как саму вершину удерживали сербы. Земли на самом верху прочно удерживают сербы.

Бои в этих местах осенью 1992 года были столь интенсивны, что даже начавшийся листопад не смог скрыть толстого покрова из отстрелянных гильз от пулеметов. Наиболее распространенная модель пулемета — ПАМ, 12,7 миллиметра, системы «Браунинг». Как они попали в большом количестве на югославские войны, мне неведомо. Возможно, югославская армия имела их на вооружении. При стрельбе пулемет 12,7 «браунинг» издает характерный отчетливо клацающий звук, как будто работаешь на тяжелой машине для штамповки металлических деталей. Пулемет ПАМ в руках воина дает ему мощную силу. С ним лучше управляться вдвоем, чтобы не перекашивало ленту. С таким пулеметом можно перебить стадо слонов в несколько минут.

Мы боимся луны. Если она появится, то у нас значительно уменьшатся шансы остаться в живых. Вдоль дороги смерти, мы знаем, видели днем в бинокль, валяются каркасы сгоревших автомобилей. Автомобили были подбиты либо в лунные ночи, либо потому, что водители предпочли включить на мгновение фары, опасаясь свалиться в пропасть. Вместо пропасти большинство включающих фары бывают поджарены.

В машине нас трое. Солдат Ситкович за рулем. Председник Душан Матич рядом с ним на переднем сиденье. Председником чего Душан являлся или является, я не знаю. Он мой попутчик. Я взял его в машину, которую выделили мне, чтобы я выбрался наконец из объятий Сараево. Матич — человек лет тридцати. В гражданском сером костюме, в клетчатой рубашке с преобладанием красного и в черном полупальто. На голове кепка. К Ситковичу я испытываю самые лучшие чувства. Во-первых, его фамилия напоминает мне фамилию моего школьного приятеля Витьки Ситенко. Витька потом стал уркой и бандитом. Сидел в тюрьме, курил анашу, но мы дружили с ним. Во-вторых, солдат Ситкович привез меня из Белграда неделей ранее сюда, в Боснийскую Сербскую республику, в веселой компании. Мы везли в Боснию контрабандный алкоголь и не отказали себе в удовольствии отведать наш товар. Отведал его и водитель. В результате мы часов пять пели сербские частушки, одни и те же:

Тито маэ свои партизаны,

А Алия свои мусульманы…

И опять и опять одно и то же… И нам не надоело.

Мы едем очень медленно, чтобы не свалиться в пропасть и не врезаться друг в друга. Ибо нас выехали из Сараево с десяток машин. Все с дистанцией в сотни метров друг от друга. Скорость оговорена. Однако все может случиться.

И случилось. Может быть, у мусульман на позициях установлена акустическая аппаратура. А может, ветер, горный, осенний, пахнущий грибами, гнилью, раскопанной землей, донес до них звук моторов наших автомобилей, но по дороге открыт огонь. Мы слышим звуки разрывов и видим букеты этих разрывов, бьющие по дороге. Автомобиль впереди нас подбит. Он утыкается мотором в скалу и вспыхивает. Так как скорость небольшая, то автомобиль просто воткнулся носом и, кажется, даже не помялся. Автомобиль отчетливо виден нам, видно, как он теперь заваливается набок. Дверь отворяется, оттуда вываливается человек. Ползет прочь. За ним в двери виден второй пассажир автомобиля.

— Езжай быстрее! — Душан Матич, председник чего-то, жесткой рукой вцепился в плечо Ситковича.

— Там раненые! Надо помочь людям! — Ситкович хрипит сиплым ненатуральным голосом.

— Мы не сможем помочь все равно. Проезжай!

Мы, как в замедленном кино, тихо и плавно проезжаем мимо пылающего автомобиля. Затем Ситкович включает скорость, и мы несемся вперед, прочь от пылающего факела на дороге.

Нам слышно, что вдруг сзади, как порыв крупного дождя, пулеметные очереди ударяют по обшивке обреченного железного ящика с людьми. Вдогонку нам слышны крики. Ночь смыкается за нашими спинами. Ситкович на мгновение включает фары. Самый опасный участок мы проскочили.

Эгоистическая радость охватывает нас, знакомая тем немногим, кто когда-либо избегал подобным образом гибели. Я оборачиваюсь. Яркой точкой в ночи сияет объект смерти. Но точку скоро скрывает поворот дороги. Ночь. Мы молчим.

Собственно, мы до буквы следовали инструкции, полученной перед выездом всеми экипажами автомобилей. Не останавливаться, если один или любое другое количество автомобилей будет подбито. Попавших в беду не спасешь, а у наших противников хорошо выработанная практика подобных нападений. Бьют по колесам, затем по бензобаку, поджигают и при свете пылающего автомобиля добивают пассажиров. Раньше ездили колоннами, но, когда был уничтожен целый караван, запретили ездить колоннами. Уничтожили караван просто: подбили первый и последний автомобили. Дорога узкая, съехать с нее невозможно. Всего через несколько лет чечены применят эту боснийскую тактику в Чечне против русских войск.

Отъехав километров с десять, Ситкович включает фары.

затягиваем мы.

На самом деле это единственная сербская частушка, которую я знаю. Ситкович хочет сделать мне приятное.

А что, мы остались живы! А тем мужикам в автомобиле, ехавшем впереди, им не повезло. Если совершать подобные подвиги ежедневно или даже раз в неделю, риск быть поджаренным и продырявленным увеличивается.

Останавливаемся, достигнув сербских позиций. Горят костры. Солдаты копают окопы. Такое впечатление, что мы приехали не туда, куда собирались добраться. Но, слава Богу, мы попали к сербам. Сегодня ночь красной ленты. Это значит, что сербы привязали к погонам и к рукавам красные ленты или шнуры. В прошлую ночь знак отличия своих от чужих был белая лента.