Читать книгу - "Путешествие на тот свет. Иллюстрации Гюстава Доре - Владимир Кунин"

Копия интерполовской карты была почти идентична посейдоновской. За исключением того, что если на московской карте залива Принцессы Дайяны был нанесен всего лишь новый экскурсионно-познавательный маршрут «Достоевского», то нью-йоркская карта, помимо этого же маршрута, несла на себе полную диверсионную разработку сокрушительной компрометации российского пассажирского круизного флота в глазах всего мира. С вероятным и желательным затоплением судна и вполне возможной массовой гибелью пассажиров и команды...

С каждой уже выправленной и несчетное количество раз переписанной страничкой, занесенной в компьютерную память и выползшей из маленького японского принтера, личное, сугубо мужское существование Сергея Александровича Мартова становилось все более пресным и, прямо скажем, тускло-непримечательным.

Это вовсе не означало, что, сочиняя эти строки, Сергей Александрович действительно достиг некой высшей сублимации одного вида нерастраченной энергии с переходом в другой, давший феерические результаты!

Нет. Болдинской осени не получилось. Достаточно было внимательно прочитать уже написанное. Полет вдохновенного мастерства не состоялся. То ли из-за чудовищных магнитных бурь, сотрясавших земной шар, то ли из-за усталости, прямо скажем, сильно состарившейся конструкции летательного аппарата...

Хотя попытки, чего греха таить, были.

И из Дюссельдорфа эта кустодиевская «Ой, шоб вы были мне только здоровеньки!» к нему наведывалась... И Элька Конвицка, отдохнувшая в Италии за счет Государственной думы Российской Федерации, пару раз ночевала у него. И еще одна поклонница творчества Мартова пыталась взлететь вместе с «любимым писателем» над болотцем своего эмигрантского бытия...

Но это все были попытки с не очень «годными средствами».

Элька, знавшая лучшие времена в койке Сергея Александровича, даже заподозрила его в каком-то модном мужском недомогании, о котором ей так живописно рассказывал член российской Государственной думы на итальянском курорте Лидо ди Езоло, в объяснение собственных неурядиц в этом плане. Правда, депутат был лет на двадцать моложе Сергея Александровича Мартова, да и диапазон его сексуальных пристрастий был неизмеримо шире, чем у пожилого и ограниченного Мартова, который всегда любил только женщин...

А ларчик открывался на удивление чрезвычайно просто!

Или — невероятно сложно. Что почему-то обычно удивляет значительно меньше...

Эта чертова рукопись заполнила Сергея Александровича Мартова всего целиком. Рукопись не оставила в нем ни одного свободного местечка, в которое можно было бы удобно уложить еще и эту — немаловажную — часть мужского существования. В любом возрасте.

Когда же наступала ночь и Мартов, за тяжкий рабочий день вымотанный этой рукописью, с трудом засыпал, ему снилась какая-то бредовая мультипликация: сплетающиеся в непостижимый, невероятный клубок живые «параллели» и «меридианы», возмущенные «розы ветров» и «глубины» с искаженными, уродливыми человеческими лицами, пляшущие «курсы» и «градусы» — все то, в чем он ни черта не понимал днем, подавляло и пугало его еще и ночью...

А наутро, садясь за компьютер, он был вынужден придумывать, как максимально элегантно избежать вторжения в эту специфическую мореходную неразбериху, которая для любого флотского литератора-мариниста показалась бы детским садом...

Поэтому к раздетому дамскому существу, случайно оказавшемуся в его постели именно в этот смутный для Мартова период, он, честно говоря, испытывал крайне сниженный интерес. В отличие от, казалось бы, совсем недавнего времени. До того как он взялся за «Путешествие на тот свет»...

Мореходные карты, рабочие записи, персонажи, выползающие из принтера на уже отпечатанной страничке; неясные до конца ситуации, которые Мартов был обязан додумывать сам и хотя бы пытаться сделать так, чтобы додуманное, досочиненное без видимых швов вплеталось бы в подлинные события, произошедшие четыре года тому назад, буквально заполнили его мозг.

Причем до такой степени, что иногда Мартова пугающе покидало ощущение реальности и ему начинало чудиться, будто он сам лично пребывает на этом судне. И участвует во всем: то в качестве пассажира, то — члена команды. И вроде бы ужасно боится, что в один жутковатый момент все вдруг узнают, что он, Мартов Сергей Александрович, ко всему происходящему не имеет никакого отношения!..

А иногда ему кажется, что он каким-то образом витает над лайнером...

И сверху, слегка прикрывшись для конспирации небольшим облачком, разглядывает сиюсекундно происходящие события на «Достоевском», готовом сейчас войти в залив Принцессы Дайяны...

* * *

... В то жаркое солнечное утро теплоход «Федор Достоевский» достиг залива Корфа. Не меньше двух часов он следовал по нему до входа в узкий залив Принцессы Дайяны и теперь, находясь неподалеку от горловины залива, сбавил ход в ожидании специального портового катера с лоцманом на борту и крупной надписью на рулевой рубке — «Пайлот».

В ожидании подхода лоцманского катера с кормовой части судна специально для лоцмана спускали косой трап.

Катер с надписью «Пайлот» уже вовсю мчался к теплоходу. На подходе к борту «Федора Достоевского» катер сбросил обороты двигателя и подошел вплотную к свисавшему трапу.

Анри Лоран с каменным лицом передал свой лоцманский портфель встречавшему его внизу молоденькому третьему помощнику.

— Извините, лоцман, что мы принимаем вас с кормового трапа, — с виноватой улыбкой сказал третий помощник на хорошем английском. — У нас остальные трапы выкрашены и еще не просохли...

Лоран ничего не ответил, коротко кивнул ему и стал подниматься наверх. Третий помощник поспешил за ним.

Катер тут же отвалил, взял круто вправо и умчался к берегу.

Поднявшись по кормовому трапу, Анри Лорану пришлось идти на капитанский мостик через все судно. Теперь, показывая дорогу лоцману, молоденький третий помощник шел впереди, а Лоран за ним...

Он шел через весь очень большой теплоход, мимо десятков пассажиров, уже изнывавших от утренней жары в цветных шезлонгах...

...видел купающихся в открытом бассейне пожилых людей и в небольшом специальном «лягушатнике» — детей...

...шел Анри Лоран мимо фрау Голлербах, увлеченно играющей в палубный хоккей с целой оравой вопящих старых англичан и немцев...

Видел Лоран и компании в шортах и майках, сидящие за ломберными столиками с картами в руках, с утра сражающиеся в бридж...

Пришлось ему пройти и мимо волейбольной площадки, где крики и стоны болельщиков сопровождали каждый удар по мячу священника Ричарда Роуза...

Шел Анри Лоран за молоденьким третьим помощником капитана, и на всем своем нелегком пути его сопровождала отточенная английская речь с вкрадчивыми, рекламно-обольстительными интонациями старшего пассажирского помощника Кости Беглова...

...который вещал по общесудовой трансляции, и голос его раздавался на всех семи палубах, во всех пассажирских коридорах, во всех каютах, двери которых выходили в эти коридоры... Голос Беглова проникал во все открытые с утра бары, в ресторан, казино, даже в маленькие магазинчики беспошлинной торговли! Он звучал повсюду, где бы только сейчас ни находились те шестьсот пассажиров, к которым и обращался Беглов: