Читать книгу - "Эгипет - Джон Краули"

В том, что касалось духовных практик, он владел всеми доступными человеку техниками, или мог бы овладеть, если бы захотел.

В царстве Стихий ему были подвластны медицина, потом, естественно, арифметика; не только геометрия, но вместе с ней и Геометрия Проективная, и Музыка, и Стратаритметрия; он прекрасно умел изготовлять зеркала и играть со светом, он в совершенстве овладел Катоптрикой, а также разнообразными навыками в области тени, отражений прямых и обратных и проекций. Он постиг «Стеганографию» аббата Тритемия[68](юношей он переписал весь этот толстенный том от руки) и обладал всеми необходимыми умениями, в том что касалось кодов, шифров, стенографии, передачи сигналов на расстоянии и так далее, — до тех пор, покуда речь шла о мире дольнем; старый лис Тритемий знал еще и как вызывать ангелов при посредстве магического кристалла, и сам писал на их языке, или по крайней мере утверждал, что умеет писать, однако весь свод его рекомендаций в этой области не помог доктору Ди продвинуться ни на дюйм. Он научился умениями своими удивлять соседей — и время от времени действительно устраивал для них своего рода показательные выступления, — а также собратьев-ученых и саму королеву: мастерил для представления в Оксфорде Юпитерова орла, который действительно мог летать, или излечивал рану при посредстве того самого оружия, которым она была нанесена; случалось ему удивлять и самого себя, как в тот раз, когда он доэкспериментировался со смешиванием летучих эфирных масел и выпустил на волю целую свору крохотных элементалей, которые преследовали его повсюду, как стая разъяренных ос, и кричали, и вопили у него за спиной, пока он не вынужден был избрать единственный оставшийся ему способ спасения — прыгнуть в Темзу.

Во всем, что касалось мира горнего, он был образован еще того лучше. Он создавал армиллярные сферы вместе с Меркатором, он получал от Тихо Браге восторженные письма относительно своей «Propcedeumata aphoristica», где он умудрился рассчитать двадцать пять тысяч возможных констелляций, воздействующих на человеческую жизнь, — цифра, что и говорить, устрашающая, а потому со временем доктор Ди вовсе прекратил составлять гороскопы. Впрочем, королеве он отказать, естественно, не смог; именно он, задействовав все свои умения и навыки, вычислил подходящий день для коронации Ее Величества; весь день дождь лил как из ведра (этого он не предусмотрел), зато никто и никогда не скажет, что день был выбран неудачный. Он составил гороскоп и на Короля Испанского (на печени и легких тяжким грузом возлежит Сатурн, сей муж будет велик, но никогда не будет счастлив), а король Испании в знак благодарности прислал ему черное зеркало из полированного обсидиана, привезенное за тысячи и тысячи миль из Мексики, — перед этой переливчатой, завораживающей поверхностью, по мнению Джона Ди, ангелы просто не могли не задержаться ненадолго, но ни единой духовной сущности он в этом зеркале так и не углядел, хотя за прошедшие долгие годы много раз снимал с него чехол и вглядывался в зыбкую черную бездну.

Он был высок, долог в кости, и лицо у него было длинное, а глаза — круглые, как будто вечно удивленные, и выглядели они еще более круглыми, чем были в действительности, благодаря очкам, которые он сам себе выточил; борода у него была острая и поседела, белее молока, когда ему не стукнуло еще и шестидесяти. Он был человек страстный, забывчивый, беспокойный и добрый; уверенный в том, что он все делает правильно; он верил в то, что человек может достичь запредельного знания — несравнимого с тем, что заключают в себе все тома и все рукописи его библиотеки, самой большой во всей Англии — запредельного знания, которое Бог поместил в ангелов своих, как в священные сосуды, что знания этого можно вкусить, причаститься ему, а если подобное произойдет, тогда ни человек, который отпил из ангельских сосудов, ни мир вокруг него уже не смогут быть прежними.

Итак, он упражнялся в знакомых ему искусствах, он воспитал целое поколение англичан (Филип Сидни обучался в мортлейкском доме доктора Ди математике, Хокинс[69]и Фробишер[70]заходили к нему взглянуть на карты); он ходил ко двору, а будучи на континенте, держал глаза и уши открытыми и обо всем, что увидел и услышал, отписывал Уолсингему[71]; он шлифовал зеркала и составлял эликсиры, он растил детей и возделывал свой сад. А про себя раз за разом натыкался на непреодолимый барьер, за которым беседовали меж собой ангелы.

Одним из способов прорваться через этот барьер он считал двери, открытые горнему миру в душах других людей.

После долгих штудий он научился распознавать в людях наличие таких дверей, хотя при всем желании не смог бы выстроить стройной системы признаков, по которым он делал соответствующий вывод.

Это было нечто вроде шестого чувства. У доктора Ди просто складывалось впечатление, что случайно встретившийся ему человек — мальчик, которого он обучал математике, или молодой священник, заходивший за книгами, — находится не совсем в той самой точке, в которой он, судя по данным пяти органов чувств, должен сейчас находиться; а еще иногда он чувствовал что-то вроде слабого сквознячка, которого никто, кроме него, не чувствовал.

Человек не мог заслужить подобного свойства или добиться его, он всего-то навсего должен был случайно (впрочем, доктор Ди не верил в случайности такого рода) появиться на свет при нужном сочетании факторов — и дверь в инобытие рождалась вместе с ним, как родимое пятно; а не то человек становился одержимым этой дверью, как приступами падучей. С величайшими предосторожностями (ибо сколь бы ясно доктор Ди ни видел разницы между собственными изысканиями и гнусным шарлатанством дешевых магов, другие далеко не всегда замечали — или не хотели замечать — подобного рода различия) он выискивал странных людей, выслушивал их и усаживал перед зеркалами и кристаллами, чтобы дать им возможность увидеть то, что они способны увидеть.