Читать книгу - "Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - Дэвид Арнольд"

Отрывок из главы 17 «Моего года» Милы Генри

– Некуда податься, – сказал Натан.

Когда они только вошли в закусочную, Натан говорил легко, словно мир лежал у его ног; теперь же слова появлялись с трудом, будто Натан держал тяжесть мира у себя на плечах.

Клетусу было знакомо это чувство.

– Слушай, – сказал Клетус, – ты великий художник.

– Ха.

– Оставь свои «ха». Так и есть. Напыщенные болваны нашего мира пока не замечают твоего дара. Возможно, ты не доживешь до того дня, когда они заметят, но поверь мне, будущие поколения тебя оценят. – Клетус поднял маленькую картину: – Они увидят ее в музее…

– Если музеи еще останутся.

– …в Париже…

– Если Париж еще останется.

– …и замрут в благоговении, пораженные в самое сердце чудесным наследием Натана… э… а какая у тебя фамилия?

– Брамблберри.

«О боже», – подумал Клетус. Он глотнул воды, прокашлялся и попытался слепить воедино обрывки своей мотивирующей речи.

– И они будут… хм… шептать имя – вот, они будут шептать твое имя, короче, в трепете и так далее.

Возле столика остановилась другая официантка и оставила счет.

Клетус вгляделся в цифры:

– Боже праведный, сколько оладьев ты съел?

– Я не знаю, что делаю, – сказал Натан, – у меня никого нет, и я понятия не имею, что будет дальше.

Клетус положил счет обратно и перегнулся через стол:

– Так, слушай. Хватит с меня нытья, поэтому раскрою тебе два секрета. Первый: у тебя никого нет, потому что ты жалкий мудак, а когда ты не жалкий, то совершенно невыносимый мудак. Уж поверь мне, я знаю, потому что сам такой же. Мы всегда одни, и это нормально – фокус в том, чтобы понимать разницу: один или одинокий. А насчет того, что будет дальше… иногда я не знаю, что пишу, пока не допишу. Иногда я не знаю, о чем думаю, пока не прочитаю написанное. А иногда я не знаю, куда иду, пока там не окажусь. Поэтому я тебе скажу, что надо делать. Рисуй. Забудь про напыщенных болванов. Просто рисуй, Натан. – Клетус снова глянул на счет на столе. – А теперь давай выбираться из этой дыры.

И Клетус с Натаном дружно покинули закусочную, не расплатившись.

65. будет только лучше

Я стою весь в снегу перед дверью мистера Элама, бережно держа кошку по имени Найки и обдумывая мудрые слова Клетуса.

– Мистер Элам! Мистер Элам, откройте!

Бостонский особняк из каникул моего детства, запах книжных лавок и травяного чая; с первого этажа доносятся мягкие уговоры Амброзии:

– Милый, нельзя же так врываться. – Но я упорно продолжаю стучать:

– Мистер Элам!

По всем практическим меркам идея рискованная, я и сам знаю. «Найки любит людей, которые любят ее», – объяснила Сара в машине по пути сюда. И я вспомнил ту ночь много месяцев назад, когда я пошел к ним домой с ее братом после вечеринки у Лонгмайров и тот называл кошку «маленькой ссыкухой» и рычал ей в морду, как лев.

– Мистер Элам!

Спасительный звонкий щелчок замка, и дверь приоткрывается на несколько дюймов. Мистер Элам ничего не говорит, только смотрит в коридор тусклыми красноватыми глазами – глазами человека, у которого никого нет. У него такой вид, будто он не спал уже несколько дней.

– Я вам тут принес.

Он открывает дверь пошире, но продолжает молчать.

– Ее зовут Найки, – говорю я, протягивая кошку. И глаза у мистера Элама делаются слегка испуганными, но и немного счастливыми, он говорит: «Ладно», и я отдаю ему Найки, которая не издает ни звука.

– И еще, – я достаю желтый конверт с моим именем, билет на бокс и обе карточки, – вот это я возвращаю вам.

Мистер Элам берет конверт, прижимая его к кошке и снова говорит: «Ладно», и глаза у него делаются такие, будто он в жизни так не пугался, не удивлялся, не терял дар речи, не радовался, как в этот самый момент.

– Думаю, они вам еще пригодятся, – говорю я, – вот и решил вернуть.

Он кивает, глядя на кошку:

– Ладно.

– Тогда я пошел. До завтра, мистер Элам.

– Завтра День благодарения.

– Да, я знаю. Я благодарен за вас.

Его красные глаза увлажняются, он гладит кошку по спине, и тут я понимаю, что все у него наладится.