Читать книгу - "HHhH - Лоран Бине"

Иными словами, путь впереди еще долгий. Но Гейдрих, как он это уже не раз доказывал, не из тех, кто легко падает духом.

158

Эту историю я читал во многих книгах: во время одной из казней в Минске Гиммлер, на которого брызнула кровь двух убитых молодых девушек, упал в обморок[230]. Именно после этого невыносимого зрелища ему пришло в голову, что надо найти другой, менее тягостный для нервов палачей, способ продолжать работу по избавлению от евреев и других Untermenschen[231].

Правда, если верить моим выпискам и заметкам, окончание кровавых казней совпало ровно с такой же мыслью, пришедшей в другую голову – Гейдриха, который инспектировал концлагерь вместе со своим подчиненным, Гестапо-Мюллером.

Айнзатцгруппы всегда действовали более или менее одинаково: они приказывали выкопать огромный ров, сгоняли туда сотни, если не тысячи евреев и потенциальных «врагов режима», собранных по ближайшим городам и селениям, выстраивали их на краю рва и расстреливали из автоматов. Иногда ставили на колени, чтобы выстрелить в затылок. Чаще всего эсэсовцы даже не трудились проверять, все ли мертвы, и некоторых забрасывали землей еще живыми. Кое-кому удавалось даже уцелеть, спрятавшись между трупами, и они, сами полумертвые, дожидались ночи, чтобы выбраться наружу из-под земли (однако такие случаи были очень редки и могут считаться чудом). Многие свидетели описывали это жуткое зрелище: сваленные как попало тела, шевелящиеся груды, из которых доносятся крики и стоны агонизирующих жертв. Рвы потом, как уже сказано, забрасывали землей. В целом таким примитивным способом айнзатцгруппы уничтожили около полутора миллионов человек, преимущественно евреев.

Гейдрих – то в компании Гиммлера, то Эйхмана, то Мюллера – много раз присутствовал при подобных казнях. Во время одной из них молодая женщина протянула ему своего ребенка: спасите. Мать вместе с младенцем убили у него на глазах. Гейдрих, менее чувствительный, чем Гиммлер, сознания не потерял, однако под впечатлением от жестокого зрелища задумался, необходимо ли казнить Untermenschen именно таким образом. Он, как и Гиммлер, забеспокоился: не слишком ли пагубно воздействие такой казни на моральный дух и нервы его доблестных эсэсовцев? А забеспокоившись, достал фляжку и выпил глоток-другой сливовицы. Сливовица – это очень крепкая чешская водка, получаемая путем перегонки сливового вина и, по мнению многих чехов, не очень-то и вкусная. Гейдрих, должно быть, пристрастился к ней по приезде в Прагу, он вообще любил выпить.

Но все-таки к выводу о том, что организация айнзатцгрупп – не идеальный способ решения еврейского вопроса, Гейдрих пришел спустя довольно долгое время. Когда он в июле сорок первого вместе с Гиммлером впервые поехал с инспекцией все в тот же Минск, куда их доставил специальный поезд рейхсфюрера, то, как и его начальник, не нашел ничего предосудительного в убийстве, которому стал свидетелем. И понадобилось несколько месяцев, чтобы тот и другой поняли: подобные действия могут привести к тому, что нацистов, да и немцев вообще, сочтут варварами, стало быть, есть риск, что грядущие поколения Третий рейх осудят. Надо было срочно что-то предпринять, чтобы такого не случилось. Но они уже настолько втянулись в процесс убийства, что единственным средством, которое они нашли, оказался Освенцим.

159

Удивительно: время такое мрачное, ужасное, а чехи не перестают жениться, количество свадеб неуклонно растет. Впрочем, это легко объяснить. К принудительным работам на военные нужды в начале сорок второго привлекаются пока еще только одинокие – вот холостякам и приходится самым срочным образом вступать в брак. Естественно, подобная тактика не может ускользнуть от пристального взгляда сотрудников Гейдриха, и принимается решение угонять отныне на принудительные работы чешских граждан мужского пола независимо от того, есть у них семья или нет. Десятки тысяч чехов, женатых и холостяков, были насильно отправлены в рейх, в самые разные его уголки, чтобы служить рабочей силой там[232], где таковая понадобится, иными словами, везде, потому что немецких рабочих вермахт поглощал миллионами. Здесь чехи встречали пригнанных таким же образом в Германию поляков, бельгийцев, датчан, голландцев, норвежцев, французов и так далее.

У такой политики был, между прочим, и побочный эффект. В одном из многочисленных отчетов Главного управления имперской безопасности, неизменно приземлявшихся на рабочий стол Гейдриха, можно прочесть:

«По всему рейху, где сейчас используются миллионы иностранных рабочих, говорят о сексуальных отношениях между ними и немецкими женщинами. Опасность биологического ослабления постоянно возрастает. Количество жалоб на девушек немецкого происхождения, вступающих по собственной инициативе в любовную связь с чешскими работниками, продолжает расти».

Представляю, какую рожу скорчил Гейдрих, читая этот документ. Его-то самого, когда хотелось потрахаться, и иностранка вполне устраивала, но информация об арийских женщинах, которые, только у них зачешется, ищут себе чужаков, конечно же, вызывала у него омерзение и давала еще один повод презирать женщин вообще. Разумеется, Лина никогда не могла бы так поступить, даже в отместку за его неверность, но то Лина! Настоящая немка, чистокровная, благородного происхождения, она бы лучше умерла, чем переспала с евреем, негром, славянином, арабом или еще каким-нибудь представителем иной расы. Она не такая, как эти тупые свиноматки, которые не заслуживают чести называться немками. Их всех надо отправить по борделям, и чем скорее, тем лучше… ну или собрать на племенных заводах для разведения истинных арийцев: пусть эти блондиночки ждут там эталонных самцов, эсэсовцев. Вряд ли у них будет повод на них пожаловаться.

Мне очень интересно, как нацисты примиряли свою доктрину с красотой славянок, ведь восточноевропейские женщины не только самые красивые на континенте, но к тому же довольно часто – блондинки с голубыми глазами. Впрочем, когда любовницей Геббельса была чешская красавица-актриса Лида Баарова[233], лидера нацистской партии и рейхсминистра пропаганды, похоже, ничуть не беспокоили проблемы чистоты расы. Но может быть, ему казалось, что роковая красота этой женщины делает ее пригодной к германизации? Если вспомнить, какими физически неполноценными были в большинстве своем нацистские высшие сановники (хромой от рождения Геббельс еще из лучших экземпляров), можно только посмеяться над их навязчивым страхом «ослабления расы». Хотя для Гейдриха все было иначе – это очевидно. Он не был чернявым уродцем, его внешность более чем соответствовала германским стандартам, и именно ему было дано высоко нести знамя «немецкости». Верил ли он в это сам? Кажется, да. Нам всегда легко поверить в то, что нам льстит и нас устраивает. Вспоминаю фразу Пола Ньюмана: «Думаю, что на моей могиле могла бы быть такая эпитафия: “Здесь покоится Пол Ньюман, умерший в нищете, потому что его глаза вдруг стали карими”»[234]. И думаю: а Гейдрих? Ему не казалось, что все дело в его голубых глазах?