Читать книгу - "Моя еврейская бабушка - Галия Мавлютова"

– Сходи, сходи, – обрадовался Аркаша, – а я доберусь до института, за разработками, вот посмотришь, что все срастется.

За окном сгустились сумерки, но Сырец почти сроднился с темнотой. Ему не нужен был свет. В сумраке было проще, многoe забывалось, уходя в прошлое, а в голове оставались лишь насущные проблемы. Сырец подумал, что Аркаша приходит к нему, чтобы подзаряжаться. Брат подпитывается чужой энергией. Пришел сегодня с томным видом, весь какой-то чахлый, а сейчас сидит как огурчик: свеженький, сияющий, бодрый. Так было и в детстве, и в юности. Аркаша всегда хвостиком увивался за Сырцом, отсвечивая за его спиной бледной тенью. Человек не может существовать в одиночку, в его ближнем круге непременно должны присутствовать тени и полутона. Аркаша хотел встать поперек дороги Сырца, но у него ничего не вышло, Тамара оказалась случайной победой. А теперь они снова как в детстве: Сырец впереди, Аркаша плетется за ним слабой тенью. Сырец хмыкнул. Присутствие Аркаши бодрило. Люди взаимозаряжаются. Один у другого забирает энергию, чтобы не утратить связи с реальностью. В конце концов, Аркаша принес в клюве хорошую идею. Без работы долго не прожить, деньги имеют обыкновение быстро заканчиваться. Скоро Семена определят в детский садик. Туда тоже нужны деньги. Сырец кругом должен: родителям, жене, сыну. Стоит прислушаться к Аркашиным советам. Вдруг все и впрямь срастется и дела уладятся. Тогда можно будет подумать о будущем.

* * *

Состояние дремоты прошло. Сознание очистилось, стало вдруг ясным и прозрачным. Наташа увидела реальность в ее суровой неприглядности. Высоко под потолком зарешеченное окно, сквозь него пробиваются тусклые лучики холодного осеннего солнца. Напротив сидит молодой мужчина. Он улыбается. А должно быть все наоборот. Это ей нужно улыбаться, а ему впору плакать горючими слезами. Семену светит большой срок. Макеева настаивает на продлении постановления об аресте.

– Вы отличный рассказчик, Семен, – сказала Наташа, прерывая молчание, – вы прекрасно осведомлены о перипетиях жизни вашего отца. А мне бы хотелось, чтобы вы посвятили часть времени рассказу о вашей жизни. Нам столько деталей нужно установить!

– Моя жизнь ничего не значит без жизни моего отца. Мы с ним крепко связаны, Наталья Валентиновна. Нет-нет, не это не криминальные путы, отнюдь, не пугайтесь, но родственные связи сильнее стальных канатов. Вы не еще не сталкивались с подобным явлением в вашей милой деятельности? – сказал Семен, усмехаясь.

Он улыбался вполне дружелюбно, но Наташе хотелось стукнуть кулаком по столу, закричать, сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, лишь бы заставить его не кривить уголки тонкого рта. В его улыбке было что-то язвительное, ядовитое. Улыбка больно жалила. Наташа выпрямила спину. Прямая осанка придает величавость. Это одно из главных маминых наставлений.

– Нет, не сталкивалась, Семен. Поэтому оставим родню и все-таки вернемся к вам, – сказала Наташа. – Скажите, что вы сделаете в первую очередь, если вам повезет, и вы выйдете отсюда? Если вам удастся выйти, – добавила она после короткой паузы.

– Сначала пообедаю, – сказал Семен, – здесь отвратительно кормят, затем пойду на работу.

– Сразу – на работу? – удивилась Наташа, – а домой? Не тянет?

Семен долго смотрел на чистый лист бумаги. Наташа проследила за его взглядом. Она словно читала его мысли. Он писал, а она ясно видела ровный ряд букв.

– Не тянет, – признался Семен, – хочу на работу. Там мой дом. Там меня любят. Там – я все, что я есть. И все, что там есть, – моих рук дело.

– Мужская точка зрения, – кивнула Наташа. Почему-то ей захотелось в ответ поделиться с собеседником – откровенность за откровенность. – А я не люблю свою работу. Она меня утомляет. Больше всего ненавижу свою начальницу. Она пьет мою кровь. Тоннами и литрами. Точнее, гектолитрами.

– Мне жаль вас, Наталья Валентиновна, мы ведь реализуемся в нашем деле. Хотя вы – женщины, вполне можете обойтись без карьеры. Для вас самая лучшая карьера – родить ребенка.

Снизу потянуло сквозняком, Наташа почувствовала холод. Ноги замерзли, здесь плохо топят. Может, ее знобит?

– Мне не хотелось бы переходить на личные вопросы, Семен, я прошу вас перейти к делу. У нас мало времени, – проскрипела Наташа. В эту минуту она казалась себе старой девой, очень старой, гораздо старше мастодонта Макеевой.

– Наталья Валентиновна, не спешите. У нас не мало, напротив, у нас с вами очень много времени. Я хочу рассказать вам всю правду, а вы делайте выводы. Считайте, что это моя исповедь. Вы куда-то спешите? Нет? Тогда слушайте и запоминайте. Ведь делать выводы является основным правилом вашей профессии.

Семен говорил наставительным тоном, кажется, именно таким разговаривают отцы с малолетними дочерьми. Он говорил и улыбался, а Наташа злилась и скрипела зубами. Снова все пошло наперекосяк. Семен властно взял инициативу в свои руки. Он говорит, а она слушает.

– Постойте, Семен, вы вошли в роль, выйдите из нее, пожалуйста, хотя бы ненадолго, – сказала Наташа. – Если вернуться к вашему рассказу, получается, что Аркаша Лащ является черным ангелом двух поколений вашей семьи? Он разбил любовь Сырца, он помешал его карьере в автохозяйстве, он вмешивался во все стороны его жизни. Почему Сырец не догадался сразу, что к Семенычу приходил именно Аркаша?

Она раскраснелась, разгорячилась, щеки запунцовели от волнения. Семен молча наблюдал за ней. Наташа частила, задавая вопросы, она говорила, размахивая руками и поправляя волосы быстрыми жестами. Наконец, опомнилась, огляделась по сторонам, замолчала.

– Каждый из нас хочет, Наталья Валентиновна, чтобы у него была тень. Без нее не бывает человека. Тень – это все черное и подлое, что есть в людях. Если мы не отбрасываем тени, нас нет. Тогда мы сами становимся тенями для кого-то.

Он больше не улыбался. Семен смотрел на Наташу, но не видел ее, перед ним было что-то свое, что он силился разглядеть, но все его усилия оставались тщетными. Семен широко раскрыл глаза от напряжения и вдруг зажмурился, это «что-то» неведомое вновь ускользнуло от него.

– Но Аркаша был не только тенью, – возразила Наташа, внутренне напрягаясь, ей было жаль Семена. Только сейчас он раскрылся перед ней по-настоящему. Она видела его открытым и голым, словно с него сняли кожу. Его душа билась и дрожала перед ней, как осенний лист на ветру. Его можно было читать, как книгу.

– Да, Аркаша для отца был не только тенью, кроме этого он был двоюродным братом, другом детства, подельником – они ведь вместе дрались в пивной, Аркаша тогда избежал суда, отцу не удалось. Их многое связывало. И не только кровные узы. Вы правы, Наталья Валентиновна, Аркаша – это черный ангел нашей семьи.

И снова поплыло по следственной комнате напряженное молчание. Неслышно прошелестев по столу, оно повисло на стенах, зацепилось краями за зарешеченное окошко. Наташа подперла руками голову и задумалась. Сначала она подумала о своей начальнице. Если бы Макеева случайно увидела свою подчиненную в процессе производстве допроса в позе Мадлен Бернар, она точно лишила бы ее квартальной премии. В следственной комнате происходят явные чудеса. Подследственный разговаривает на отвлеченные темы, следовательница сидит, подперев голову руками, словно бы позируя невидимому художнику.