Читать книгу - "Мышеловка - Сайра Шах"

Фрейя протягивает руку — причем открытую ладонь, а не кулак — и осторожно прикасается к подушке.

— Это твое самое любимое время дня, так? — слышу я слова Тобиаса, уходя делать кофе. — Твой папа и твоя полосатая подушка… Просто праздник!

Я останавливаюсь в дверях спальни и слежу за ними. Тобиас кладет себе на голову подушку и начинает из-под нее корчить Фрейе гримасы, пытаясь заставить ее улыбнуться. И сразу прекращает, когда видит, что я за ними наблюдаю.

***

Дикая лаванда уже завяла, ее цветы скрылись при первом проявлении летней жары. Но она упрямая и полностью не исчезла: невозможно пройти по склону холма без того, чтобы на одежде и руках не осталось следов ее ароматического масла.

Теперь настала очередь цвести культурной лаванде. Над горшками с этими цветами, которые я выставила вдоль крытого мостика, служащего балконом рядом с нашей спальней, довольно жужжат пчелы. Когда мы впервые осматривали Ле Ражон, это было единственным местом, от которого не исходила угроза. Я рассматривала его как место личного уединения и поставила тут два стула в надежде, что мы с Тобиасом будем сидеть здесь по вечерам.

Но Тобиас превратил это в свой летний штаб, и оба стула ему нужны для занятий с Лизи по пользованию интернетом. Судя по их смеху, занятия эти весьма занимательные.

— Тебе следовало бы приглядывать за своим мужем, — говорит мне мама. — Все мужчины — дураки. А эта девочка-хиппи — та еще штучка, это каждому видно.

— Тобиас всегда был немного склонен пофлиртовать, — говорю я, — но я полностью ему доверяю.

Мы сидим с ней в прохладе нашей гостиной. Мама шьет, а я пытаюсь покормить Фрейю. С балкона раздается особенно продолжительный взрыв смеха, за которым следует звук глухих ударов.

Моя мама вскакивает на ноги и хватается за метлу.

— Поднимусь наверх с облавой, — говорит она.

Еще секунды три я молча борюсь с собой, после чего оставляю Фрейю на ее шатком детском стульчике и несусь наверх вслед за ней.

Тобиас и Лизи стоят на четвереньках, уставившись на балконную дверь.

— Нашествие гигантских муравьев! — возбужденно восклицает Тобиас. — Вы только гляньте на вот этого! Он длиной, должно быть, с целый дюйм!

Армия громадных муравьев цепочкой марширует от балкона к нашей спальне. Моя мама достает из кармана своего передника банку инсектицидного спрея.

— Когда я молюсь, — говорит она, — и обещаю быть доброй ко всем живым созданьям, муравьев я сюда не включаю. Я скажу так: «К почти всем живым созданьям». — Она несколько раз энергично пшикает на них. — Впрочем, от ос я тоже не слишком в восторге.

Тобиас печально смотрит на корчащихся в предсмертных судорогах муравьев.

— Я даю Лизи урок по компьютерным делам, — говорит Тобиас. — Думаю, что пора сделать перерыв. Бедное дитя не получило практически никакого образования.

Моя мама с вызовом упирается руками в бедра.

— Этому бедному дитяти, между прочим, платят деньги за то, чтобы она выполняла здесь кое-какую работу. Лизи, в саду поспели сливы — сходи, пожалуйста, и собери их прямо сейчас. Я собираюсь испечь пирог.

Тобиас уже открывает рот для протеста, но Лизи останавливает его.

— Хорошо, — живо говорит она. — Я проведу сливоуборочную медитацию.

Моя мама провожает ее вниз. Мы с Тобиасом остаемся на балконе одни. Я сажусь рядом с ним. Несколько минут никто из нас не произносит ни слова. Мы молча следим, как пчелы наедаются нектаром из цветов лаванды.

Тишину нарушает Тобиас.

— Посмотри вот на эту, Анна, — говорит он. — Она похожа на колибри и так же неподвижно парит над цветком. Но это насекомое. Видишь, какой у нее хоботок. Может, ее нужно бы называть «пчелка-колибри»?

— Ты же не будешь крутить с ней роман? — говорю я. — Не влюбишься в нее? Потому что, если влюбишься, это разобьет мне сердце.

Я вижу, что он готов на что угодно, лишь бы отделаться от меня. Я сказала, не подумав, но теперь представляю себе, какой будет моя жизнь без Тобиаса. Невыносимой. Я пытаюсь состроить гримасу, которая должна, по моим расчетам, быть ироничной и утонченной, но из этого ничего не выходит, и я с ужасом замечаю, что губы мои дрожат.

— Анна, что я могу тебе сказать? Знаешь, иногда просто приятно посидеть здесь и немного поржать, не задумываясь о том, все ли дела из твоего списка я выполнил или есть ли у нашего ребенка мозг.

— Это не моя вина, — возмущаюсь я, — что существуют вещи, которые необходимо делать. Дом валится в буквальном смысле.

— Об этом я и говорю, — взрывается он. — Я ведь не на твоей матери женился. То, что она живет здесь, похоже, на постоянной основе, само по себе уже достаточно плохо, а тут еще ты превращаешься в ее копию. Со всеми вытекающими последствиями. Рутина, обязанности, тяжелая монотонная работа… Такое впечатление, что жизнь моя закончилась. Лизи — просто ребенок, и взгляды ее безумные, если не сказать больше. Но она забавная. Она полна энергии и энтузиазма. И это особенно важно именно в данный момент.

— Значит… она тебе нравится?

— Что за нелепость! — Я думаю, не слишком ли он поспешно ответил. Он смотрит прямо на меня, и в глазах его читается мольба. — А самой тебе никогда не хотелось просто почувствовать себя живой, чего бы это ни стоило?

— Тобиас, — говорю я, — ты во многих отношениях являешься полной моей противоположностью. Мне любую мелочь нужно добывать своим трудом — ты же наделен талантом без всяких усилий. Твоя музыка, даже если ты озвучиваешь какое-то вшивое документальное кино, очень красивая и трогательная. Но твое дарование заставляет тебя считать, что ты можешь лениться. Так вот: ты не можешь. Не здесь, по крайней мере. Тут масса усилий уходит только на то, чтобы поднять сюда воду. И никто не может позволить себе халяву.

Я ожидаю от него встречного выпада. Но он неожиданно предлагает полную капитуляцию.

— Я знаю, прости меня. По правде говоря, я тут все время прячусь. Я чувствую себя не в своей тарелке, как будто я какой-то неуместный здесь человек.

— С тобой все в порядке, — говорю я. — Возможно, это просто не то место.

Тобиас оглядывается на лаванду в горшках, на жужжащих пчел и качает головой:

— Нет, я люблю это место. И всегда любил, начиная с момента, когда впервые увидел. Но все еще хуже: я чувствую себя неправильным человеком в правильном месте. Крысы в перекрытиях, валящийся дом… Я не умею делать ничего из того, что здесь нужно.

— У меня те же ощущения, — признаюсь я. — Беспомощность и бессилие. У нас не те навыки для этого окружения.

— В конце месяца уедет Керим, и тогда станет хуже, чем когда-либо. Мы будем жить тут одни с твоей матерью.

Я тянусь к нему со своего места и неуклюже, сбоку, обнимаю за плечи.