Читать книгу - "Плакучее дерево - Назим Ракха"

— Нет. Он просто пишет, что ненавидит и проклинает этот день. Прочти сам, и ты все поймешь.

Нэт еще с полминуты с недоверием смотрел на коробку, затем поставил ее на стол.

— Скажи мне, что ты покончишь со всем этим. Больше никаких писем, никаких попыток встретиться с этим человеком. Пообещай мне.

Ирен провела рукой по лицу:

— Не могу.

Нэт побагровел.

— Прости, я, конечно, должна была поставить тебя в известность с самого начала. Я понимаю, что была не права. Прости.

— Мне не нужны твои извинения. Я хочу услышать от тебя, что ты поставишь на этом точку. Я хочу, чтобы ты поняла, что выбора у тебя нет. Я не потерплю, чтобы ты общалась с этим грязным типом! Ни секунды. Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю?

— Мистер Стенли, послушайте. Вы не можете просить ее об этом. Вашей жене еще надо уладить много разных дел. Если вы не позволите ей это сделать…

— Это она сама тебе сказала?

Джефф не ответил.

— Признавайся, Джефф, что она тебе еще наговорила. Что еще ты поведаешь мне о моей жене?

— Скажу лишь одного. Для нее важно увидеться с Роббином. У нее есть вопросы. Ей хочется многое узнать, чтобы больше не оставалось неясностей. Вот и все.

— А если она не получит ответов на свои вопросы? Что тогда? А? Я вот что тебе скажу: пусть лучше она и дальше живет со своими вопросами. Так будет гораздо спокойнее. Тоже мне правдоискательница! Так всегда бывает, когда случается какое-то дерьмо. Оно налипает и начинает вонять. И никакие ответы ни на какие вопросы не помогут от него избавиться.

— Прекрати разговаривать с Джеффом таким тоном. Оставь его в покое. Он не имеет никакого отношения к этой истории.

Ирен подошла к столу и положила ладонь на руку Нэта.

— Я только сегодня узнала, что он был в курсе нашей с Дэниэлом переписки.

— «Нашей с Дэниэлом»? Скажи мне, моя милая, что именно ты хотела спросить у Дэниэла? Вдруг окажется, что на твой вопрос могу ответить и я. И тогда тебе никуда не придется ехать.

— Ты ничем не можешь мне помочь, Нэт. Извини, я понимаю, что история получилась некрасивая. Ты считаешь, что я зря все это сделала, но тем не менее это так, и теперь… — Она слегка пожала ему руку. — Он совсем не такой, как ты думаешь. То есть раньше мы считали его чудовищем, монстром. Но мы ошибались…

Нэт высвободил руку:

— «Ошибались»? Этот сукин сын стреляет в твоего сына, а теперь, выходит, мы ошибались?

— Я просто хочу посмотреть ему в глаза. Хочу услышать, что он скажет. Ты ведь сам только что спросил, объяснил он как-то свой поступок или нет. Так вот, не объяснил. А я хотела бы такое объяснение получить.

Нэт схватился за спинку стула и грохнул ею об стол:

— Черт побери, Ирен. Что он может тебе сказать! Он просто играет с тобой, вот и все. И как мне кажется, своего он уже добился.

Что ж, возможно, Нэт знает, что говорит. Потому что такая у него работа — постоянно иметь дело с преступниками и преступлениями. А что знает она? Роббин играл с ней? Она тотчас мысленно перебрала его письма, несколько десятков, уложенных в коробку из-под обуви. Медленно, прочитав одно за другим, она примирилась с тем, что произошло, примирилась и с преступлением, и с самим преступником. Непонятным осталось лишь одно — почему так случилось? И с каждым днем в ней крепла уверенность, что в тот роковой день Дэниэл Роббин не совершал никакого преступления. Она была в этом почти уверена, вот только не могла сказать почему. Играл с ней? Может, и так. Играл, как наигрывают мелодию.

Ирен посмотрела на Джеффа, взглядом умоляя его, чтобы он уходил. Но упрямец лишь покачал головой. И тогда она отвернулась от них обоих.

За окном солнце медленно садилось за деревья на берегу реки.

— Нэт, скажи, ты когда-нибудь думаешь о своем сыне?

— Что?

— Шэп. Ты когда-нибудь думаешь о нем? Что бы он делал, будь он сейчас жив. Каким бы он был? — Ирен потерла ладонями лицо. — А я думаю. Не все время, конечно, как раньше, и все-таки довольно часто. Мне кажется, он бы сочинял музыку или играл. Выступал бы по всему миру, стал бы знаменитостью. Его бы любили за то, какие чувства он пробуждает в людях.

Нэт вздохнул и тяжело опустился на стул.

— Ты когда-нибудь слышал такое имя — Уинтон Марсалис? — спросила Ирен. — Это знаменитый трубач. Исполняет джаз и классику, так же как и наш Шэп. У меня есть его записи. Они напоминают мне о нашем сыне… Он бы был не таким, как мы с тобой, — семья, дети и все такое прочее.

Закатное небо постепенно окрашивалось пурпуром, с легкой примесью зеленых оттенков. Последние лучи подсвечивали бледнеющую лазурь, словно неумелые полосы краски на детском рисунке.

— Он был бы вольной душой, искал бы для себя иной путь. Как он делал, когда был жив. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я? — И она повернулась к мужу.

Нэт сидел сложив ладони — словно в молитве. Ей почему-то стало его жаль. Все свалилось на него одновременно — и смерч, и ее переписка с Роббином. Было в этом нечто несправедливое.

— Он был гей, — произнес ее муж так тихо, что Ирен была вынуждена наклониться, чтобы расслышать его слова. — Искал бы для себя иной путь, ну-ну. Он бы не стал обзаводиться семьей, потому что он в ней не нуждался. — Нэт вытер рот и посмотрел на жену. — Он был гей, Ирен. Гомик, педик. Голубой. Ты когда-нибудь видела это в своих мечтах?

Руки Ирен машинально сжались в кулаки.

— Что? Как ты смеешь говорить такие вещи про нашего сына? Что на тебя нашло?

— Что на меня нашло, спрашиваешь? А что, скажи, нашло на тебя? Мне эта мысль не давала покоя с того самого дня, как я вернулся из Вьетнама. Ты вечно цацкалась с ним, как с малым ребенком, вечно держала рядом с собой, никогда не позволяла ему быть обыкновенным мальчишкой, не давала набивать свои собственные шишки. Это ты превратила его в гомика. Вот что ты сделала. И тебе ни разу даже в голову не пришло, к чему все идет. Ни разу…

— Немедленно прекратите, — оборвал его Джефф.

— А тебе, парень, давно пора проваливать отсюда, слышишь? Этот разговор касается только нас с женой.

— Прошу вас, мистер Стенли, вам не следует…

— Я сказал: проваливай отсюда.

Ирен шагнула вперед и влепила Нэту пощечину.

— Немедленно прекрати! — крикнула она и вновь замахнулась.

Однако Джефф подскочил к ней и, перехватив руку, потащил вон из кухни в гостиную, умоляя ее пойти наверх, успокоиться, а он тем временем сам поговорит с ее мужем.

— Он просто сильно расстроен.

— «Расстроен»! — крикнула Ирен, вырываясь с рук Джеффа, чтобы вернуться на кухню. — Тебе должно быть стыдно за самого себя, что ты говоришь такие гадости о собственном сыне. И главное, почему? Потому что он был не такой, как ты? Не таким толстокожим и толстолобым! Ты даже не способен был увидеть, какой подарок тебе преподнесла судьба. Ты должен был благодарить Бога.