Читать книгу - "Мистер Уайлдер и я - Джонатан Коу"

Протянув руку через стол, я сжала его девяносто летнюю ладонь. Наши глаза встретились в последний раз. А потом он допил кофе, заказал два бренди и повеселил меня забавной байкой о Джеке Леммоне и Ширли Маклейн.

* * *

Музыку, навеянную Билли Уайлдером, я все же довела до финала; правда, она пока нигде не исполнялась, и записи тоже пока нет. Сочинение этой сюиты длилось много дольше, чем я предполагала, — почти четыре года; мне постоянно что-то мешало, отвлекало от дела. Замысел возник в тот день, когда я подслушала, о чем Фран в нашем саду разговаривала с подругой по телефону, а затем я перебирала старые фотографии моей матери и ее внучек. И тогда же в моей голове созрела некая идея, та, что изменит ход событий в нашей семье навсегда.

И кто подал мне эту идею? «Федора», разумеется.

Не знаю почему, но поздним вечером я вынула из ящика диск с фильмом и вставила в проигрыватель. Наверное, мне надоело пялиться на эти жуткие просмотровые копии, хотя, скорее всего, дело было не только в этом. Фран и Джеффри уже легли спать. Близилась полночь, сна у меня не было ни в одном глазу, я чувствовала себя разбитой, несчастной, но ни выпить чего-нибудь покрепче, ни полакомиться бри желания не испытывала. И тут я подумала, а не пересмотреть ли «Федору».

И какой же неординарный фильм я увидела.

Выключив проигрыватель, я задумалась: в 1977-м, пытаясь скрыть собственное кинематографическое невежество, я непрерывно цитировала выученный наизусть «Киногид» Лесли Халливелла, но, как ни странно, ни разу не полюбопытствовала, а что мистер Халливелп написал о «Федоре» в более поздних и дополненных изданиях. Сняв с полки толстенный том, я прочла его вердикт: «„Бульвар Сансет“ в новом изводе, с несколько выдохшимся горьким сарказмом и менее впечатляющим драматизмом». И заключительная фраза: «Однако в конце семидесятых любой цивилизованный фильм мы встречаем аплодисментами». Я склоняюсь к мнению, что Билли одобрил бы такую рецензию. У слова «цивилизованный» уйма всяких значений, но, думаю, Билли понял бы, что имел в виду рецензент, и, скорее, согласился бы с ним. Возможно, это поколенческое видение кинематографа, и возраст здесь играет главную роль.

В «Федоре» много недостатков. Нудная озвучка реплик двух ведущих актрис. Старомодная назойливая мелодраматичность, неестественность некоторых сцен. Даже по простецкой финальной реплике — «Электроодеяло, которое я отправил ей, вернулось обратно» — видно, что Билли с Ици теряли сноровку, выкладываться по полной уже не получалось. С «Никто не совершенен» или «Кончай трепаться, лучше сдай карты» концовка «Федоры» и близко не стоит.

Кое-что еще затрудняло мне просмотр «Федоры». Дело в том, что сам фильм — смонтированный Билли с помощником — пребывал в постоянном перетягивании каната с моими вечно живыми воспоминаниями о съемочных днях. Когда Уильям Холден пересекает улицу в Корфу, садится за столик в кафе и подзывает официанта, я выпадаю из контекста и мысленно переношусь в мой первый рабочий день в команде Билли, когда мне пришлось переводить для него два дурацких интервью в фойе гостиницы. Когда я вижу старого лодочника, что переправляет по воде мистера Холдена к вилле Федоры, я вспоминаю этого веселого тщедушного человека и то, как Ици тайком подговорил его подшутить над Билли. А когда в самом начале фильма Федора бросается под поезд на станции Монсерф, я, конечно, могу думать только о нашей с Билли бесшабашной вылазке на фермерский двор в регионе Сены и Марны: мы пьем вино, любуемся закатом и едим восхитительный «Бри де Мо».

Мне приходится заставлять себя сосредоточиваться на фильме. Но, сосредоточившись, я вижу, как всегда, вещь необычайной красоты. Красоты и целеустремленности. Потребность Билли в творчестве, потребность привнести что-то в этот мир — исходно великодушное побуждение — не иссякала никогда. А кроме того, в чем я пыталась убедить Билли, «Федора» исполнена глубокого сочувствия к своим персонажам — в особенности стареющим персонажам, будь то мужчины или женщины, — тем, кто жаждет найти свое предназначение в мире, зацикленном на молодости и новизне.

Той ночью я пересматривала фильм и радовалась тому, что он существует. Я была невыразимо благодарна Билли и бесконечно признательна за то, что он удосужился зачать, выкормить и вырастить это странное уникальное создание, а затем выпустить его в большой мир, чтобы оно тем или иным образом затрагивало и воодушевляло людей, увидевших его.

В этой согревающей и просветляющей радости моя гениальная идея внезапно обрела форму и вес.

* * *

Из-под двери спальни Фран пробивался свет от лампы. Я зашла и задала дочери вопрос. Получив утвердительный ответ, согласно моим ожиданиям, я направилась в свою спальню переговорить с Джеффри — и теперь все зависело от того, что он скажет.

* * *

Сперва мне показалось, что Джеффри уже спит. Но когда я улеглась рядом и окликнула его тихонько, он, сообразив, что мне нужно обсудить нечто важное, перевернулся на другой бок лицом ко мне и приготовился слушать.

— Фран хочет оставить ребенка, — сказала я. — Но и учиться в университете она тоже хочет. Значит, теперь это наше дело.

— Наше дело? — переспросил он.

— Мы справимся, — уверила я. — Мы сможем вырастить ее ребенка. На несколько лет это станет нашей работой, нашей ответственностью. Почти два десятилетия минуло с тех пор, как мы занимались маленькими детьми, но навыки не утрачены. И в глубине души мы не прочь снова этим заняться. А сил нам хватит.

Пока я говорила, перед моим внутренним взором мелькнула картинка: эскалатор в метро, я шагаю вверх и вдруг натыкаюсь на женщину с ребенком. Маленькая девочка крепко держится за руку матери. Это прекрасное, бесценное мгновение подлинной близости. И мне хотелось испытать подобное еще раз. Не хотелось, нет, мне это было необходимо. Позарез необходимо, а иначе моя жизнь кончена.

— Как думаешь? — шепнула я лежавшему в полумраке и безмолвии Джеффри.

Он не ответил.

— Мы по-прежнему годимся для такой работы. — Голос мой жалобно дрогнул. — Мы по-прежнему молодцы.

Окончательно проснувшись, Джеффри поглядел на меня.

Потом поцеловал. А потом опять перевернулся на другой бок спиной ко мне.

И пробормотал, засыпая:

— Почему нет?

Кашкайш, 14 октября 2019 г.

Лондон, 22 мая 2020 г.