Читать книгу - "Томление (Sehsucht), или Смерть в Висбадене - Владислав Дорофеев"

«Да, не было царя, но Ксения никогда особенно не чувствовала царевого золота в зените. Но ещё месяц назад в этом мире были верх и низ, воспоминания хорошие и плохие, люди, некоторые из них нравились, другие не нравились вовсе, но был порядок, пускай и испорченный запахом боли и всеобщего предательства, но понятный всем порядок.

Но после октябрьского переворота 1917 года (ей тогда было 17 лет) она однажды ночью увидела сон, в котором царская кровь, – Ксения была уверена, что это была именно кровь царской семьи, – покрыла всю землю, кровь лилась с неба потоками, и это именно была царская кровь. Она оказалась в самом центре потопа и уже было захлебнулась, но проснулась. Последнее, что она увидела, перед тем как проснуться, как море крови покрыло здание вокзала с надписью по фронтону – „Нижний Новгород“.

Она вновь проснулась, – или вновь заснула: она окончательно запуталась, – и ей захотелось плакать, даже не плакать, а выть.

Затем она посмотрела на кровать, слева от себя, где обычно спал Василий, и закричала от страха – она увидела его тело, залитое кровью, и без головы. Почему они убили моего мужа? Кто они? Зачем? Разве он им что-нибудь сделал дурное? Чем он им помешал? Или помог? В таком случае, отчего они не сказали ему – спасибо? Или сказали! Она решила не просыпаться, потому что знала, что это был сон.

Ксения встала, облачилась в траурные одежды и пошла на вокзал. И поехала туда, где, как она предполагала, уже убили ее мужа, который в ее воображении плавал в крови на кровати, в квартире, полной гравюр и старых книг, красных обоев и лепных потолков.

Природа менялась на глазах. Деревья прорастали сквозь туман бесшумно и стремительно.

Напротив сидит рыжеволосая девушка. Она спит, увалившись в угол. Виден только профиль и половина рыжей головы. Вдруг в окно ударило солнце. Ее лицо превратилось в глыбу синюшного цвета. Это уже не девушка, но серая глыба лица. Пожаловала мертвецкая. Девушка спала, вагон мелко трясся. Из открытых окон пахло осенью.

До Нижнего она ехала двое суток. Состав остановился под утро в нескольких километрах от станции. Дальше забиты подъездные пути. Ей казалось – это сон. Странно, она и не предполагала, что во сне, совсем как и в жизни, также кисло пахнет потом, а солдатская разноликая шваль столь же омерзительна.

Дальше придется до станции идти пешком. Да, да. Это – здесь. Уже и полдень. Кругом солдатская шваль. Быдло, с которым приходится считаться, быдло, о котором мы забыли, а оно жило промеж нас, людей, и вот теперь эти монстроидные существа убивают нас.

„Я ненавижу государство, как устройство человеческой жизни. И еще больше я ненавижу государство за то, что оно делает с людьми, заставляя их себе подчиняться. У меня ницшеанская ненависть к государству. Я ничего не буду делать, чтобы уничтожить государство, но я ничего и не буду делать, чтобы его укрепить. Ошибка Василия в том, что он решил совсем отказаться от государства, он свергал не монархию, а государство. Но это быдло не может жить вне государства, которое, по сути своей, неистребимо. И поэтому победит тот, кто государство восстановит, кто одно государство заменит другим. Кто даст этой швали новую власть. Нет. Нет. Какой ужас. Неужели я опоздала. И он уже мертв. Как же так?! У меня все перепуталось в голове. Но вон они идут навстречу. Это идут убийцы. И с ними я. Они уже убили. Но они же не унесли? Признавайтесь, скоты! Или вы унесли моего убитого мужа? Куда вы его унесли, зачем вам труп? Зачем вам расчлененный труп? Отдайте мне! Я похороню моего убитого вами мужа. Прости вас, Господи! А я нет. А куда вы меня-её ведете? Господи! О чем они говорят? Но кто это среди них? Василий! Почему Василий? Ведь их – потусторонних – трое, четвертого там нет, четвертая – я. Как же? Василий – один из них них?! Но ведь Василий убит. У меня все перепуталось в голове. Я ничего не понимаю. Я не могу ошибаться. Небольшое эмоциональное усилие – и вот они, я и Василий, еще живы, еще идем, чужие по чужому миру. Да, да, да! Я ведь только что с ним шла и беседовала о государстве, об ублюдках, которые ввергают страну в хаос, а он признавался мне в любви! Вот идет Василий, потусторонне насвистывает, сунув руки в карманы длинного черного пальто, а рядом я – какая редкая птаха. Неужели она не понимает, что им нужно поскорее отсюда уматывать. Неужели не чувствует. Господи, какая же я дура. Ведь ему осталось жить несколько минут“.