Читать книгу - "Музыка на иностранном - Эндрю Круми"

Перо шуршит по бумаге. За ним тянется синий чернильный след — первая строка настойчивая, тягостная, болезненная; быстрый почерк с завитушками — но некоторые буквы получаются угловатыми, они теснятся в словах, как бы наталкиваясь друг на друга, и прерываются только точкой или коротким горизонтальным штрихом. Или пробелом между словами. Одинокая строка — точно провод, скрученный из букв, синих на белом, небрежных, утративших аккуратность букв — которым уже все равно, как они выглядят. Неряшливые буквы, неровные значки — они складываются в слова, и в этих словах скрывается смысл, или сразу несколько смыслов, или полная бессмыслица. Эти слова были и свидетелями преступления, и самой идеей преступления; сначала они как будто тепло обнимали — но теплота быстро сменялась прохладцей и равнодушием. Мертвые слова. Они умерли еще до того, как высохли чернила.

Представим себе Великую Библиотеку. Ее полки и стеллажи простираются во все стороны, и им не видно конца. Предположим, что все, что хранится в этой Библиотеке, создано одной печатной машиной; во всех томах — одинаковое число страниц (какое-нибудь очень большое число); все одинаково переплетены в коричневую кожу. Сколько книг хранится в Великой Библиотеке? Подсчитать просто, нужно знать только два числа: число всех возможных букв и символов п (включая знак пробела) и максимально возможное число символов в одном томе l. Тогда полный объем Библиотеки рассчитывается по формуле: п умножить на l. Значение l можно определить прямым наблюдением, хотя прочтение одной книги может занять всю жизнь. Однако во многих томах встречается немало пустых страниц. (Кстати, отметим, что шрифт очень мелкий, так что для чтения требуется лупа; а листы такие тонкие и хрупкие, что переворачивать их нужно крайне осторожно). Что касается числа п, количества всех возможных печатных символов — это число конечное, из чего следует (при условии, что каждый том существует в единственном экземпляре), что и объем Библиотеки конечен (хотя и велик). Для некоторых людей это заключение кажется парадоксальным; а некоторым вообще не удается представить себе полки и стеллажи, которые тянутся во все стороны без конца. Возможно, есть и другие Великие Библиотеки (ну, скажем, в других вселенных), и книг там значительно больше, чем в нашей Библиотеке. Но дело не в этом: если наша Библиотека уже полностью укомплектована (другими словами, она состоит из всех возможных комбинаций и перестановок заданного числа символов в пределах заданного размера), то можно с уверенностью утверждать — в ней есть конспекты, комментарии и сокращенные версии всего того, что не вошло в сами книги. (По-видимому, многие книги в Библиотеке состоят из нескольких томов — на самом деле всю Великую Библиотеку можно рассматривать и как одно грандиозное произведение.)

Она сказала бы тебе, что ее зовут Джиованна, что она из Италии, из Кремоны. И она переночевала бы у тебя — это намного проще, чем искать отель. Она познакомилась бы с Чарльзом и Джоанной. Она легла бы на полу в твоей комнате, на матрасе. И так далее, и так далее.

Очень многое из того, что мы обнаружим, будет полной бессмыслицей — страницы символов в случайной последовательности. (Возможно, создававшая эти тексты машина работала по принципу генерации случайных чисел, впрочем, методичный последовательный подход — например, перебор всех возможных символов в алфавитной последовательности — занял бы ровно столько же времени. В любом случае книги стоят на полках без всякого видимого порядка.) Так вот, когда в невнятной сумятице бессмысленных значков, заполняющих большинство страниц, вдруг проглянет разумное слово, а то и целая фраза — это всего лишь состоявшийся шанс, случайность, везение, наблюдение или мысль, затерянные в хаосе символов. И значение этого слова, этой фразы — лишь ничтожно малое подмножество чего-то другого, значительно большего, не имеющего ни структуры, ни порядка.