Читать книгу - "Уто - Андреа де Карло"

Мы вновь поехали по главной улице, Витторио вел машину медленно и смотрел по сторонам в поисках мест, где кипела жизнь.

– Где она, эта жизнь, Уто? – говорил он. – Где женщины? Раз уж мы пустились во все тяжкие…

– Давай бросим это дело, – сказал я ему. Мне совершенно расхотелось дразнить его, меня это не занимало и не забавляло; вся моя злоба на него обернулась глубоким, холодным бесчувствием.

– Ну уж нет, – возразил Витторио. – Ничего мы бросать не будем. Я хочу пощекотать себе нервы. Угар, городской угар, Уто!

Но сколько он ни смотрел по сторонам, ничего особенного ему не попадалось, разве что редкие машины да огни бензоколонок, «Макдональдсов» и «Пиццы-Хат». Мы скользили по дороге, словно по течению перепутанных мыслей, мы были как два врага, готовые в любой момент нарушить перемирие – оружие под рукой, в глазах – ярость и бессилие.

Наконец Витторио увидел неоновую вывеску бара под неоновой пальмой, свернул на стоянку, надавил на педаль тормоза с такой силой, что меня бросило вперед.

– Вот мы и приехали, – сказал он.

Внутри – лица, руки, ноги у стойки и за столами, словно на дне илистого, плохо освещенного аквариума, желтые низкие лампы, бьющая по нервам, монотонная музыка, сливающаяся на басах со звоном стаканов. Клокочущие, воркующие, вибрирующие голоса, тягучие, точно слюна, трескучие, сверлящие, визгливые, вздрагивающие, прерывистые. Смех, оклики, крики в погоне друг за другом. Короткие юбки, ноги, задницы, хохочущие рты, сверкающие зубы, сияющие глаза, плечи, сапоги, туфли на платформе и каблуки в десять сантиметров, касание, сцепление, сплетение рук, группки, которые то разбухают, то съеживаются. Стаканы, то пустые, то полные, рты – они пьют, дышат, выпускают дым, гримасничают, взгляды – настойчивые и мнимо-безразличные, взгляды как стена, как магнит, как клей, как патока, как яд, ноги, двигающиеся под глухую музыку из динамиков, вспотевших от влажности и жары, качание бедер, стук каблуков, скрип синтетики о синтетику, пока мы пробиваемся вперед.

Витторио прокладывает себе дорогу до стойки бара.

– Два двойных виски со льдом, без содовой, – говорит он бармену. Оглядывается вокруг с жадным любопытством домоседа. – Ты в порядке? – говорит он мне.

Он передает мне бокал, делает из своего долгий-долгий глоток, запрокидывая голову, его бокал уже наполовину пуст.

– Пей, Уто, – говорит он мне. – Ты что, решил дать задний ход?

Я отпиваю глоток, и мне кажется, что я пью нечто бархатистое, пропитанное табачным дымом. Тяжелая, удушливая атмосфера, застылая и тягучая, маленький замкнутый мирок, повисший над пропастью. Единственное мое желание – поскорее уйти отсюда.

Витторио уже требует второй бокал двойного виски, протягивает вперед жадную руку, чтобы не терять времени. Я спрашиваю себя, что бы сказала Марианна, если бы увидела его сейчас, что бы сказали Нина и Джеф-Джузеппе, что бы сказал гуру, да и вообще любой обитатель Мирбурга. С другой стороны, выглядит он сейчас как в родной стихии, он как бы вступил на прочную основу естественной склонности, он точно селезень, добравшийся наконец до пруда. Похоже, я не так уж и виноват, я не завел его на вражескую территорию. Он с вполне довольным видом оглядывается на толпящихся вокруг людей и в пляске света и тени ловит их взгляды и движения.

Через несколько столиков от нас сидят три девицы, они болтают между собой, то и дело оглядываясь на нас, усмехаются и тут же отводят глаза, принимают совершенно невинный вид, а потом снова начинают пересмеиваться; намазаны, накрашены, глаза подведены, одеты, как будто только что выбрались из джунглей, – чудовищный контраст с витающими в облаках женщинами Мирбурга. Витторио поворачивает голову, они поворачивают головы, даже я поворачиваю голову: взгляды легко встречаются, разгоряченные выпивкой, жарой, криками, музыкой, всем этим хаосом прикосновений, ритмов, слитного дыхания – начинается игра в самую простую из шарад.

– Ты заметил, как они на тебя смотрят? – говорит Витторио. – Ты их зацепил.

– По-моему, они смотрят не только на меня, – говорю я. Нам приходится почти кричать: шум накрывает нас плотным ковром.

– Да ладно, – говорит он. – Сколько им лет, по-твоему?

Я снова смотрю на них.

– Наверно, лет по двадцать пять.

– У тебя верный глаз, – отвечает он.

Внезапно по моему телу проходит электрический разряд, и мускулы заряжаются энергией: я бросаю взгляд на девиц, взбиваю прическу, выставляю напоказ свой неотразимый профиль, лихо опрокидываю свой бокал виски, обжигаю себе трахею и пищевод.

Витторио трогает меня за локоть.

– Пойдем поболтаем с ними, – говорит он.

Прежде чем я успеваю ответить, он уже направляется к ним не очень твердой походкой, едва не сбивает с ног пару-другую посетителей, навлекает на себя несколько враждебных и безразличных взглядов. Добирается до столика с девицами.

– Как дела? – говорит он.

Девицы поднимают на него глаза, переглядываются, пересмеиваются. Вблизи они оказываются отнюдь не красотками, плоскогрудые, затянутые в свои кричащие тряпки, у одной из них физиономия вытянутая и приплюснутая.

– Можно нам с вами посидеть? – спрашивает Витторио.

Девицы неопределенно мотают головой, словно все это не очень их касается, но слегка забавляет; неопределенно пожимают плечами.

Витторио ищет глазами свободные стулья, приносит один для меня и другой для себя. Мы рассаживаемся среди девиц, пьем из наших бокалов, они пьют из своих через соломинки.

Девицы веселые, правда, одеты и намазаны слишком вульгарно, у одной на запястье татуировка в виде пантеры, у другой кофточка на бретельках и мини-юбка из розовой замши, черные гольфы поверх прозрачных колготок.

– Его зовут Уто, – говорит Витторио, показывая на меня пальцем. – Он – выдающийся пианист.

– Что? – кричит одна из девиц сквозь стену шума.

– Он играет на фортепьяно, – тоже кричит Витторио. Девицы смотрят на меня, переглядываются, снова смеются. Та, что с бретельками, вытягивает шею и кричит:

– С кем?

– Я играю один, – говорю я, мне неловко, но вместе с тем, я как бы смотрю на эту сцену из космоса.

– Он один из величайших пианистов мира, – кричит Витторио девице с пантерой.

Девица с пантерой придвигается к нему, заранее обеспечив себе отступление: в движении вперед уже видно движение назад.

– Откуда вы? – спрашивает она.

– Италия, – отвечает Витторио, и в этот момент он представляется мне бедным эмигрантом при всей его славе художника, его деньгах, семье и прочном положении в жизни.

Девица на пути к отступлению, хотя все еще не закончила движение навстречу.

– Но мы уже давно живем здесь, – говорит Витторио, не собираясь сдавать захваченную территорию. Показывает на меня, говорит: – А у него три или четыре разные национальности. У него даже имя немецкое. А сколько языков он знает!