Читать книгу - "Скиппи умирает - Пол Мюррей"

— Эй, Алисон? О боже! Извини, Джанин, сзади ты вылитая Алисон!

— Ничего страшного, Фиона! Кажется, Алисон где-то с Максом Брейди.

— Спасибо!

Гангстер 30-х годов идет дальше. Сексапильная Рядовая немедленно перестает улыбается и говорит Принцессе:

— Вот сучка! Это же надо — сзади я вылитая Алисон Камминс! Да у нее жопа в три раза больше моей!

— Фиона в этом прикиде похожа на лесбиянку, — замечает Принцесса.

— Тупица долбанутая — вот она кто, — говорит сексапильная Рядовая.

Принцесса, Рядовая, Аквалангистка и Викторианская Дама, похожая на свадебный торт, знали, что опасно проносить сюда выпивку, и поэтому они выпили заранее: каждая по три “бризера” и по стопке водки — по правде говоря, никто так и не допил водку, кроме Викторианской Дамы, а потом она все норовила упасть по дороге сюда, и остальным девушкам пришлось чуть ли не на руках ее нести мимо этого противного старикашки-священника. И все равно Принцесса по-прежнему чувствует себя не в своей тарелке, а Рядовая — еще более неуютно. На автостоянке она приняла две таблетки, и теперь говорит очень быстро, очень громко и довольно бессмысленно.

— Похоже, Келли-Энн все-таки отловила Титча, — говорит Принцесса, глядя на сцену, которая разыгрывается в углу.

— О боже! Неужели она ему прямо сейчас расскажет? — говорит Аквалангистка.

— И на что она только рассчитывает? — говорит Рядовая. — Что он прекратит целоваться с Эммери Фокс, упадет перед ней на одно колено прямо здесь, в этом вонючем Сибрукском спортзале, и скажет: “Ах, Келли-Энн, пожалуйста, выходи за меня замуж!” Да — так, что ли?

— Он очень недурен собой, — замечает Принцесса.

— Да ничего в нем нет особенного, — отмахивается Рядовая. — Он же просто мальчишка, понимаешь?

Между девушками вклинивается силач с усиками с закрученными концами, в трико леопардовой расцветки и, улыбаясь, переводит взгляд с одной на другую. Они, в свой черед, глядят на него с выражением откровенной гадливости, как смотрят обычно, ну, скажем, на насильников. Силач удаляется — и уже не выглядит очень-то сильным.

— Господи, как меня достали эти вонючие мальчишки, — стонет Рядовая. — Мне нужен мужчина!

— Мне тоже, — говорит Принцесса.

— О боже! Лори, не смотри туда — но этот чертов тип, этот Робин Гуд, опять страшно на тебя пялится, — докладывает Аквалангистка.

— Господи, да чего ему нужно?

— Давай я подкачу к нему и скажу, чтобы перестал тебя напрягать.

— Не трать зря кислород!

— А что слышно от Прекрасного Принца? — спрашивает Рядовая.

У Принцессы вытягивается лицо.

— О, Лори… — Рядовая, как бы утешая подругу, кладет руку ей на плечо. — Не порти себе вечер из-за него. Выключи телефон и перестань о нем думать!

— Да я о нем и не думаю, — бормочет Принцесса, и волосы падают ей на лицо.

— Он бы хоть колеса принес, — говорит Рядовая. — Господи, какая же тут скучища! Сибрукские парни такие бесхребетные! — Она убирает руку, обхватывает сама себя обнаженными руками. — Ужасно трахаться хочется!

Посреди танцплощадки Найелла/Труди остановила по пути из уборной сногсшибательно красивая девушка, одетая Наташей Фатале — главным врагом Американского Лося Бульвинкля. Девушка интересуется, откуда он взял такую губную помаду. Найелл, обильно потея, не может решить, что же ей ответить. Сказать ей, что взял помаду у сестры и не знает, как она называется? Или выложить ей правду — что он влюбился в эту помаду в маленьком магазинчике в Сэндикоув-виллидж? Сногсшибательная девушка терпеливо ждет. Найелл чувствует, что одна из его грудей начинает неудержимо выползать из корсета.

Тем временем Деннис и Скиппи, попивая пунш, наблюдают за Рупрехтом, который каким-то образом вступил в беседу с девушкой.

— А кто он — парень из “Каратиста”? — Девушка пытается перекричать музыку.

— Он почетный профессор физики из Стэнфорда, — кричит ей в ответ Рупрехт.

Девушка совершенно не знает, что на это сказать; постояв некоторое время молча, она просто сдается и уходит. Рупрехт, который начал разговор только из-за того, что эта девушка, одетая пикантной официанткой, несла шоколадный торт (который оказался ненастоящим), видя, что диалог оборвался, возвращается к остальным — одновременно с Марио, который, судя по выражению лица, чем-то недоволен.

— Как успехи, Марио? — с невинным видом спрашивает Деннис.

— Пф! На хрен этих зеленых школьниц! — Марио презрительно отмахивается. — В Италии я предпочитаю встречаться с девушками из колледжа: им лет девятнадцать-двадцать, они хорошо знакомы с техникой секса. А эти девицы — зажатые и фригидные, они даже не знают, как себя вести.

— И в науке они не соображают, — добавляет Рупрехт.

— Да еще эта музыка — что это за тормозное старье? Оно совершенно не подходит к моему стилю!

Марио не единственный, кого не устраивает такая музыка. В диджейской кабинке Уоллес Уиллис только что переключился с “Лед Зеппелин” на “Теперь все хорошо” и так углубился в классические переборы Пола Коссоффа, что поначалу не обращает внимания на сердитые голоса, доносящиеся откуда-то снизу: “Эй ты, босяк!”, “Эй, парень, ты чего это, не слышишь?” Наконец до него доходит, что эти голоса обращаются к нему, и он вглядывается поверх стенки кабины: там стоят двое мелких воинственного вида подростков в штанах размером чуть ли не с холодильник. Они как-то непонятно жестикулируют:

— Да-да, ниггер, мы к тебе обращаемся!

— Черт, ты что за музон тут крутишь, а?

Уоллес, который одет в старомодный матросский костюм и держит огромный леденец, снимает наушники.

— Что? — переспрашивает он.

— Ниггер, это дерьмо слушает мой папаша! — говорит один из подростков.

— Да, чувак, что это такое — “Сто величайших реклам джинсов” или что? — добавляет другой, размахивая у него перед носом пластмассовым пулеметом.

— Это бесплатный концерт, — сообщает он им.

— Эй, мне плевать, сколько тебе это стоило — пятьдесят вонючих долларов или больше, — давай поставь что-нибудь такое, басовое!

— Да, ублюдок, это тебе не какая-нибудь вечеринка на дне рождения твоей тетушки Мейбл, включи нам хип-хоп, собака!

— Заявки не принимаются, — отвечает Уоллес.

— Ты совершаешь ошибку, — предупреждает один из голосов.

— И.о. директора назначил диджеем меня, — строго отвечает Уоллес и снова надевает наушники.

Два рассерженных гангстера — оба, конечно, белые, как ни стараются изображать чернокожих — пялятся на него еще немного, а потом неожиданно исчезают.

Посреди следующей песни — “Не вешай трубку” Тото — звук вдруг вырубается. Толпа, потоптавшись на месте, застывает в замешательстве. На этот раз уже нельзя сказать, что виновата гроза, потому что проигрыватели включены и дискотечные огни по-прежнему мельтешат над замершими головами. Наверное, где-то отсоединился провод. Уоллес Уиллис ищет глазами взрослых помощников, но нигде не видит мистера Фаллона и мисс Макинтайр. Он отпирает низкую дверцу своей кабины, спускается вниз и нагибается, чтобы внимательнее рассмотреть клубок проводов на полу, но тут снова включается музыка. Все радостно визжат и опять пускаются в пляс. Но песня, которая звучит, — это совсем не та, которую ставил минуту назад Уоллес; больше того — этой песни вообще нет в его коллекции, составленной для вечеринки! Подождите, кричит он, перестаньте танцевать, это не та песня! Но, похоже, никто его не слышит: отбрасывая гангстерские тени, все слишком заняты тем, что трясутся как сумасшедшие под басовые звуки контрабандной песни…