Читать книгу - "Армен - Севак Арамазд"

Вернувшись в домик, Армен поставил ведро в уголок, а сам уселся рядом, опершись спиной о стену. Вонь, оставшаяся после пьянки, не проходила. Он немного подождал, потом достал из тайника рюкзак. Сунул в него руку, пальцами нащупал маленькую свечу, которую мать положила в последнюю минуту. Зажег ее, чтобы развеять сумрак и смрад. Какое-то время не мигая смотрел на крохотный огонек, чей ясный, бесхитростный свет вместе с запахом потрескивающего воска, казалось, обращает в пепел его мысли и тревоги: точно одержимые бросались они в пламя и гибли. Когда свеча догорела и в темноте остался только ее аромат, Армен почувствовал страшный голод. Порылся в карманах — пусто. Вспомнил, что все деньги отдал старушке-уборщице.

— Это было глупо… — проворчал он, хотя странным образом испытал радость, избавившись наконец и от денежной проблемы. — Так даже лучше… — Он облегченно вздохнул.

В пакете, где были продукты, Армен обнаружил три кусочка высохшего хлеба и стал торжественно и обстоятельно жевать, смакуя каждую крошку, точно ел в последний раз. Потом, наклонившись, выпил воды из ведра, а когда выпрямился — оказался один на один с беспредельным одиночеством и ужаснулся: единственным признаком жизни было его сердце, беспокойно стучавшее в темноте. Он подтянул ноги, сжался и уставился в темный потолок. Он потерпел полный провал. И им овладела горькая решимость. Что бы ни было, необходимо определиться. Для этого надо трезво, без эмоций обдумать положение, и все опять войдет в прежнее русло. Следует все начать заново, с нуля, с самого начала.

— Значит, так… — сказал он, однако продолжить не смог, потому что моментально возник вопрос, что считать началом. Немного подумал и убедился, что начало найти невозможно, им может стать любое движение, мысль или слово. Перед ним возникли все пройденные им мутные реки, густые леса и бескрайние степи, ветер и полумрак, огромные стаи черных ворон и их резкие, зловещие крики в пустынном небе. И картины, лица, эпизоды, словно в леденящем сне, стали сменять друг друга, не останавливаясь ни на секунду. Вдруг из глубины всего этого выплыли и неподвижно застыли отец и мать — бок о бок, точно на фотоснимке. Грустно глядели они на него — на свою последнюю надежду, и сердце Армена словно кануло в пустоту. Он почувствовал такой жгучий, гнетущий, нестерпимый стыд, что ему захотелось провалиться в преисподнюю, умереть, исчезнуть с лица земли. Он спрятал лицо в ладонях и увидел себя сидящим на развалинах отчего дома, над которым кружится удушающий пепел. Он стал бормотать извинения, умолял родителей о снисхождении, всей душой понимая, что даже его дыхание, его речи, его взгляды — смертный грех, чудовищное преступление, что он недостоин жить. «И сейчас, сейчас… в эту самую минуту… я… снова… думаю о себе, только о себе…» — молнией пронеслась мысль, и ему показалось, что сознание безвозвратно покинуло его, медленно воцарилась пустота, и он возник из этой пустоты неким плоским, расплющенным животным, которое, неощутимо перебирая ногами, поднимается по его лицу к глазам. На миг Армен застыл в недоумении, а затем изо всех сил ударил себя по щеке — большой паук свалился ему на грудь, чуть переждал, спрыгнул ему на руку, оттуда на пол и скрылся в темноте…

— Довольно!.. — вне себя глухо вскричал Армен. — Ухожу, куда глаза глядят!..

Он стремительно вскочил, схватил свой рюкзак и опрометью выбежал из домика. Как в лихорадке, проскочил двор, хлопнул калиткой и тут же растянулся в полный рост. Встал, недовольно ворча: наплечный ремень рюкзака зацепился за опорный столбик калитки. Освободив ремень, он осторожно повесил рюкзак на плечо, однако в нерешительности остановился: небо и земля были погружены в одинаково непроглядную тьму. Идти ему некуда: он может всего лишь повторить пройденный путь в обратном направлении… Понурив голову, он вернулся, бросил рюкзак в угол и улегся на полу, закинув руки за голову.