Читать книгу - "Осени не будет никогда - Дмитрий Липскеров"

— Возьми меня в полет! — попросил Вова. — Я хочу с тобой!

Но нарисованный ангел не отвечал, и тогда Вова бросился к последнему осеннему листу, отложенному накануне в схорон. Достал его и аж на спину упал от неожиданности. Мало того, что бумага поглощала живую плоть, мало было этого проклятого «№», но еще и буквы появились, целых две большие — СН, а за «№» шли цифры маленькие — 34, и еще три буквы — «pay».

Вова кинулся в ванную и обнаружил на скукоженных листочках те же цифры и буквы…

Глотая водку, он пытался думать, что эти буквы и цифры могут значить, но голова ответа не давала, тогда рука взяла кисть и к вечеру добавила к первому ангелу второго рядом. Он не был женщиной, хоть походил на нее необычным свечением кожи и теплом в красивом лице.

Тут душа Вовы на несколько мгновений просияла. Он отбросил кисть, обернулся в сторону окна и принялся показывать ночному небу неприличные жесты.

— Вот тебе, мой талант! — грозил Рыбаков старику кулаком, с единым пальцем выскочившим. — Вот!..

Потом вспомнил про листья и, вновь поверженный, заснул в ногах у своих ангелов.

В эту ночь старик к нему не явился, зато перед глазами пролетали мириады листьев с какими-то цифрами и непонятным словом «РАУ».

Может быть, ошибка, думал он во сне. Может, это слово — «РАЙ», а не «РАУ»…

Наутро, проснувшись таким, словно его били всю ночь, он подтянул к себе кленовый лист, на котором проявилось следующее: «Pay to», — и далее шла черта, на которой имелись еще две иностранных буквы: «R» и «Y»… А внизу листа возникло совсем странное — «memo» и черта…

Вова взял себя в руки. Так обычно делают люди, которые достигли последней глубины страдания. Они просто замораживаются, в целях самосохранения. Иначе коллапс, хренец и прочий обломец…

Рыбаков взял карандашик и нарисовал на ватманском листе бутылку водки, ветчины кусок и перья зеленого лука. Про хлеб он забыл…

Помчался с рисунком в сто пятьдесят третий к Зинке, которая отнеслась к карандашной графике прохладно, надеясь на крупную живопись.

Выдавая Вове за нарисованные продукты настоящие, Зюкина прошипела:

— Ты, Володечка, в следующий раз красками поработай! Ты очень хорошо цвет чувствуешь! Ступай, милый, и трудись!

На прощание Зинка перегнулась через прилавок и поинтересовалась:

— Может быть, ты меня хочешь?

На что Вова ответил просто:

— Я человечину не ем…

После этого Зюкина решилась на повторную попытку убийства художника Рыбакова.

Под покровом ночи продавщица поскреблась в квартиру Вовы.

Он сначала думал, что мыши, но здесь по дерматину двери активно постучали.

«Кто это может быть?» — подумал Рыбаков, но, оставив свои печальные исследования кленового листа, подался открывать.

На пороге стояла она, Зюкина, вся нафуфыренная, пахнущая кондитерской фабрикой, с золотой улыбкой и полными сумками всякой еды и выпивки.

— Ну, здравствуй, Вовчик! — хихикнула она. — Здравствуй, сладенький!

Он посторонился, и Зинка по-хозяйски вошла в жилище.

— Ты, наверное, голодный, сладенький?

Ну, и начала на стол метать всякую жрачку, с обильной выпивкой, от которой у Вовы, конечно, слюна во рту не удержалась и потекла на измазанную краской майку.

* * *

Тут Зюкина коротко поглядела на стену с ангелами и чуть было чувств не лишилась. Она схватилась рукой за сердце и пошла спиной в противоположную сторону.

Вова скромно потупил глаза, чувствуя, что, действительно, создал свое лучшее, а она вдруг закричала:

— Что ж ты, мерзавец, на обоях намалевал! Да как же я…

Она осеклась и села прямо на пол.

Слово «мерзавец» Вова истолковал, как крайнюю похвалу. Есть такие люди, которые говорят в подобных случаях: «Ай, да Плюшкин! Ай, да сукин сын!»

Он еще больше заулыбался и тихо ответил:

— Знаешь, снизошло… Бывает…

Теперь Зюкина знала наверняка, что убьет дурака сегодня. Если мелькали ранее сомнения, то сейчас она была бой-бабой, нашла в себе силы, откупорила 0,75 «Московской», взяла стакан и налила до краев.

— Пей, волшебник! — протянула руку с посудой, чуть пролила, и несколько капель потекли по ее пухлой руке.

Вова принял, сетуя, что посуда единственная, есть, правда, другая — фужер хрустальный, но он с трещиной, а это — плохая примета.

— Пей, любезный, — подбодрила Зинка. — Я уж после…

— Ну, хорошо тогда… Я поехал…

Он держал наполненный до краев стакан двумя пальцами, и Зюкина удивлялась, как тот не выскользнет, так как остальные части Вовиного тела потрясывало заметно.

— Ух!.. — утерся художник рукавом.

— Угощайся, родной!

Зюкина подвинула ближе к Вове упаковочную бумажку, на которой имелись и селедочка, и колбаска, и кусок вафельного торта…

Пока творец закусывал, она по-мужски плеснула себе, коротко выдохнула носом и выпила стакан в два глотка.

— О! — только и выговорил Вова.

— А ты как думал! — хмыкнула Зинка, чей желудок омыло горячим приливом. В глазах бабы заблестело, она взяла с бумажки торт и громко хрустнула вафлями. — А чего у тебя окно открыто? — поинтересовалась, слизывая с губ вместе с красной помадой шоколад.

— Да так, — застеснялся Рыбаков, вспоминая непристойные жесты.

— На звезды смотрел? — криво улыбнулась Зюкина, наливая Вове опять до краев.

— Ага…

Он кивнул и вновь взялся за стекло двумя перстами… Водка маленьким водопадиком, весело журча, прокатилась по кишочкам и стекла в одно озерцо, которое быстро всасывалось в кровь… Куснул от селедки хвост вместе с костями. Заулыбался от прилива настроения и от того, что благодетельница Зинка вдруг щипнула его за ягодицу. Было стеснительно, но вместе с тем возникло некое старое и забытое ощущение. Так плоть вспоминает вместо ударов плетью поглаживание нежной руки.

Вова хихикнул и даже отодвинулся, совсем не желая вспоминать. Плеть для него была привычнее, а потому, чтобы сгладить свое волнение, он теперь сам глотнул «Московской» прямо из горла и так широко улыбнулся Зюкиной, что та подивилась зубам гения, будто на выставку чудес стамоталогии попала. У этого бомжары были все зубы на месте. Мало того, белизна их, крупных, с зубчиками на кончиках, как у детишек, просто слепила. Зинка от удивления открыла свой рот и заблестела в ответ золотом.

— Покажи мне звезды! — жарко попросила она. — Где Венера?

— Я не знаю звезд, — испугался Вова.

— Тогда я тебе покажу!

Зюкина подтащила Рыбакова к окну и стала тыкать пальцем в небо наугад.