Читать книгу - "Бэтман Аполло - Виктор Пелевин"

— А если у вампира много баблоса? — спросил я.

— Те вампиры, у кого много баблоса, и так знают, что с ними будет. Все то же самое, а потом смерть.

С этим трудно было не согласиться.

— Никто не хочет знать, когда она наступит, — продолжал Тет, — поэтому высшие вампиры туда не смотрят.

— А ты? — спросил я.

— Я пробовал один раз.

— И что видел?

— Хочешь узнать, посмотри сам.

— Я ведь все равно не узнаю, что будет с тобой, — сказал я.

— Узнаешь, — ответил Тет. — Потому что я тебя там видел.

— Там что-то страшное?

— Не знаю. Это как посмотреть.

— Во время Красной Церемонии много всего мерещится, — сказал я. — Как узнать, что это именно будущее?

— Гарантий нет, — пожал плечами Тет. — Такое же гадание на менструальных тряпках, как и все остальное в нашей черной судьбе.

Мне пришло в голову, что он специально говорит суггестивными загадками, чтобы испортить мне Красную Церемонию — и, самое главное, ядовитое семя уже посеяно. Попробуйте пять минут не думать о белой обезьяне…

К счастью, мы уже пришли.

Красный Зал «Haute SOS» был совсем маленьким — и походил на рубку звездного корабля, спроектированную дизайнером-геем для мыльной оперы о галактическом мультикультурализме. У стен стояли массивные электрифицированные кресла со сложной и громоздкой механикой, а на сводчатом потолке было обязательное для этих помещений золотое солнце с волнистыми лучами. У солнца было лицо, и оно улыбалось.

Эти солнечные лики, надо сказать, раздражали меня уже много лет. В большом Красном Зале на даче Ваала Петровича, где обычно собирались рублевские вампиры, солнце походило на Хрущева. Здесь такое сходство отсутствовало — лик солнца был анонимно-условен. Зато сам его диск, зажатый между сводами, напоминал разработанный долгой практикой морщинистый анус. Этот анус, правда, улыбался — но вампира редко радует чужое счастье…

Пока мы рассаживались в креслах, я поделился своим наблюдением с Тетом, чтобы расквитаться за его суггестивную атаку: на солнце приходится смотреть всю Красную Церемонию, и теперь у него был шанс для разнообразия увидеть перед собой нечто иное.

К моему удивлению, Тет яростно закивал головой.

— Я тоже ненавижу гей-дизайн, — сказал он. — Особенно в одежде. Я недавно пытался найти в своем бутике приличные плавки — и у всех была одинаковая огромная шнуровка на гульфике. Которую очень занимательно, наверное, развязывать зубами под кристаллическим метамфетамином, порочно глядя на партнера снизу. Но во всем остальном она нефункциональна, и плавки постоянно спадают. Что тоже, наверное, входит в концепцию. И вся одежда, которую делают геи, такая же. Не то чтобы нефункциональная, а функциональная в крайне специфическом диапазоне. Но никого другого в дизайн давно не берут — мафия. Вот за это мы их и не любим. Я имею в виду, дизайнеров одежды…

Тет, видимо, бравировал вольномыслием — или показывал, как бесстрашно умеет заглядывать в бездну новейший европейский дискурс: все знали, что три телепузика голубые как небо апреля (я сообразил наконец, что именно по этой причине Аргус и вступил с ними в спор о половой ориентации Великого Вампира). Правда, в каких именно отношениях они состоят друг с другом, было для меня загадкой. Наверно, какой-нибудь треугольник Эшера. Впрочем, не мое это дело.

— Он пытается испортить тебе Красную Церемонию, Тет, — сказал Эз. — Точно так же, как ты пытаешься испортить ее ему… Ребята, peace.

Эз был самым умным из всех. Я убеждался в этом при каждой новой встрече.

— Ты ошибаешься, — сказал Тет. — Это правда — насчет будущего. Я пробовал.

— А зачем заглядывать в будущее, если надо отказаться от радости в настоящем? — спросил Эз. — Чтобы выяснить, будет ли радость потом? Это глупо. Пропадает единственный смысл, который я вижу в процедуре. Все равно что секс без наслаждения… Самые мудрые говорят, что Красная Церемония нам совершенно ни к чему. Она ни к чему даже Великой Мыши — и нужна только Великому Вампиру. Он затягивает в нее через удовольствие. Точно так же, как людей в совокупление. Если бы не было наслаждения, кто бы плодил детей? Вот так и мы — кто бы трясся в этих креслах?

— А зачем Великому Вампиру Красная Церемония? — спросил Тар.

— Мы не знаем, — ответил Эз. — Может быть, мы просто участвуем в его пищеварении…

— Не богохульствуй, — сказал Тар.

— Да, — ответил Эз, — извини. Забыл, что мы в России…

— Хватит острить, — сказал я. — Настройтесь на серьезный и торжественный лад. Вспомните о миллионах безответных тружеников, которые сделали возможным наше сегодняшнее счастье…

Французы захихикали — я понял, что в этот раз мне действительно удалось их развеселить. Но тут раздался нежный звон — словно ветер качнул увешанную серебряными колокольчиками занавеску, — и смех стих.

Церемония началась.

Мягкие пластиковые фиксаторы защелкнулись на моих щиколотках и запястьях. Потом на грудь и живот опустилась выдвинувшаяся из-за спинки кресла пластина — все это должно было защитить меня от травм, если мое тело начнет непроизвольно сокращаться во время приема баблоса.

Кресло медленно отклонилось назад — и теперь я уже не видел французов. Передо мной осталось только сияющее на потолке солнце, и я с ухмылкой подумал, что телепузикам обеспечен однозначный ассоциативный коридор на все время таинства — если кто-нибудь из них решит открыть глаза.

Дальнейшее всегда напоминало мне зубоврачебную процедуру. Раздалось тихое жужжание, и на мою голову опустилось прозрачное забрало с мягкими прокладками. Два резиновых валика надавили мне на щеки, и, когда мой рот открылся, из черного металлического набалдашника перед ним выдвинулась тонкая трубка и уронила точно в центр моего языка маленькую холодную каплю, которую я тут же рефлекторно прижал к небу…

Помнится, первая Красная Церемония показалась мне чем-то грандиозным и неземным. Но после того, как я пережил этот опыт множество раз, я стал относиться к нему с некоторым скепсисом. Чудо ушло — осталась лишь жажда, как называют в наших кругах неизбывную тоску вампира. Сперва кажется, что это тоска по баблосу — вот только удовлетворить ее не может никакое его количество.

С годами понимаешь, что Красная Церемония вовсе не утишает жажду. Она ее разжигает.

После того, как капля баблоса попадает на язык, вампир прижимает ее к небу — тому месту, где к ней может прикоснуться магический червь. Между баблосом, языком и магическим червем не должно быть никаких посторонних элементов — это опасно. Именно поэтому первая часть процедуры не претерпела никаких качественных изменений за последние десять тысяч лет.

Нельзя спрятать баблос в желатиновую пилюлю, или еще как-то модернизировать эту фазу. Красная капля падает в рот вампира точно так же, как в древние времена, когда на время церемонии нас привязывали к ложу или креслу веревками. Только раньше вампиру вставляли между зубов специальную деревяшку, как эпилептику. Теперь из-за современных фиксаторов в подобном нет необходимости.