Читать книгу - "Я была до тебя - Катрин Панколь"

— А мне что делать?

— Иди домой. Завтра созвонимся.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Он бросил на меня испуганный взгляд, просящий дать еще одно, последнее подтверждение, еще одно, самое верное обещание. Я открыла дверь и выпихнула его на лестничную площадку. Он успел сунуть ногу в дверной проем.

— Так что, значит — конец? — снова спросил он.

Я улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. Он стоял замерев и смотрел, как дверь медленно закрывается у него перед носом. Я опустилась на пол и прислушалась: сейчас раздастся звук его удаляющихся шагов. Тишина. Мы держались каждый со своей стороны запертой двери. Он все не уходил. Я приказала себе не шевелиться. Ждать…

— Я сам тебе позвоню! — наконец громко крикнул он. — Сам позвоню!

И я услышала его тяжелую поступь, от которой застонали ступени лестницы.

На следующий день он не позвонил. Ни на второй, ни на третий.

Ко мне медленно возвращалось желание. Я уже думала о нем как о ком-то восхитительном, без кого мне так плохо и с кем так хорошо.

Я думала о нем без страха.

Я стерла из памяти сцену нашей гонки по улице Риволи. Отнесла ее на счет врага. И показала ему — врагу — язык. Я поняла, что мне ничего не стоит с ним справиться.

Я больше не боялась оседлавшей его старухи. И вообще, может быть, она мне пригрезилась. А если и нет, я и ее смогу победить. Победила же я свою мать. Я теперь сильнее всех на свете матерей вместе взятых.

Грег был проездом в Париже, где шла рекламная кампания его нового фильма.

Он был проездом в Париже, но в последний момент отказался участвовать в рекламной кампании своего нового фильма. Отменил все встречи с журналистами. Ему расхотелось беседовать о своем фильме, тем более — защищать его.

— Подумаешь, очередной фильм, — сказал он. — Еще один дерьмовый фильм.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась я. — Французские критики превознесли твой последний фильм до небес!

— Зато американские опустили. Как обычно. Anyway… Зарабатываю детишкам на молочишко. И бывшим женам. Вот и все, на что я гожусь. Добывать им молочишко.

— Ты всегда так относился к своим фильмам?

— Поначалу — нет. Поначалу я балдел. Мне все казалось чудом. А потом…

Он замолчал и в отчаянии махнул рукой. Сжал ладони, заставив пальцы щелкнуть, погладил щетину на подбородке.

— Пойдем поедим? — предложил он. — Жрать хочу как собака!

Я поделилась с ним результатами своего расследования. Рассказала про ужин с матерью. Тебе повезло, сказал он, повезло, что у тебя такая мать — прямая и грубая. Сколько времени сэкономила!

— А у меня отец умер, — добавил он. — А я так и не успел с ним помириться. Too bad… Брат тоже умер. Любимчик матери. Ее гордость и надежда. Знаешь, что она мне сказала? Когда звонила, чтобы сообщить ужасную новость?

— Что?

— Какая нелепость! Это она так сказала. Его нет, а ты остался…

И он беспомощно развел руками. В знак поражения. В знак непоправимости огромного горя.

— Такова жизнь. Это вы, французы, так говорите. Мне ее не изменить. А самому меняться уже поздно…

Он заказал профитроли в шоколаде. Он бросил свои диеты.

Прошло четыре дня, от тебя — ни слуху ни духу.

Я оставила сообщение на твоем автоответчике. Вот что я наговорила: «Привет! Это я. У меня все хорошо. Мне тебя не хватает. Это восхитительно — тосковать по тебе, когда знаешь, что бояться нечего».

Мое одиночество скрашивал голубь. Он сидел и не двигался с места. Я потихоньку поглядывала на него, и мне все меньше нравилось, как он себя ведет. Когда он поднимал голову, я старалась поддержать его взглядом. Но он очень скоро опять опускал голову, видно, сил не было.

Мы обедали с Анушкой. Она пришла в юбке, и я сделала ей замечание. Она вздохнула и объяснила, что это необходимо. В новой конторе, куда она поступила на работу, ей поручили связи с клиентами, и патрон потребовал, чтобы она выглядела женственно.

— Как он меня бесит! Как бесит! Представь себе, когда он обращается ко мне, то говорит: «А что по этому поводу думает наша восхитительная Анушка?» Разве я позволяю себе говорить ему: «Доволен ли результатами наш жирный Робер с пивным пузом и волосатыми ноздрями?» К тому же я уверена, что он платит мне меньше, чем моим коллегам мужчинам, которые выполняют такую же точно работу. Я тоже веду расследование. Клянусь, восхитительная Анушка еще покажет зубы! Не думаю, что меня приняли бы, будь у меня пузо, как у него, и столько волос в носу! Как же все это унизительно. У тебя этих проблем нет, ты счастливая, работаешь сама по себе.

— А что с твоим женихом?

— По-моему, я слишком часто срываюсь. Практически постоянно. Но я ничего не могу с собой поделать. Можно подумать, что он меня терпит, а я даю себя приручить. Он, конечно, говорит, что я преувеличиваю, драматизирую ситуацию, но он-то не женщина! Стоит мне начать рассказывать о своих проблемах, у него такой вид, будто он с неба свалился. И, несмотря ни на что, мне хочется любить. До ужаса хочется.

Официант принес нам карту десертов. Мы вежливо отказались и попросили два кофе.

— Я поправилась на два кило, ни в одну тряпку не влезаю, — вздохнула Анушка, поглаживая живот. — Последняя юбка осталась. Вот тебе еще один вид тирании — вес. Почему мы все ей поддаемся? Скажи честно, как, по-твоему, я толстая?

Я отрицательно покачала головой.

Прошла неделя, а от тебя — ни звука.

Я начала беспокоиться.

Оставила новое сообщение: «Ку-ку! Если ты забыл, я еще существую. Думаю о тебе очень, очень часто. Мне тебя не хватает».

Ты мне ни разу не позвонил. Я все время дома. Забилась в свой угол и пишу как заведенная. Вернулись слова и уважение к словам. Я пишу эту книгу, как будто выпускаю ее из собственных кишок и раскладываю на столе. Одним скачком перепрыгиваю в детство. И сижу, оглушенная своим тогдашним молчанием. Почему я молчала? Зря. Выбирая молчание, мы становимся жертвами.

Я пишу, чтобы не молчать.

И слушаю телефон.

Я волнуюсь. Не хочу затевать игру в перетягивание каната. Кто первый позвонит, тот проиграл. К черту игры. Меня не это интересует.

Проверила линию — нет, все работает. Проверила автоответчик — в полном порядке. Проверила себя в зеркале — прекрасна, как всегда.

Взглянула на голубя на черепичной крыше. Выглядит все таким же больным. Собрался в комок, голову сунул под крыло.

Интересно, а голуби спят?

Я накрошила хлеба и остатки мяса.

Интересно, а чем питаются голуби?