Читать книгу - "Хроника потерянного города. Сараевская трилогия - Момо Капор"

Так он после длительного перерыва увидел наконец с высоты птичьего полета свой родной город: пресно-зеленую краску гор, окружающих его, и белые пересекающиеся дороги, восходящие к небу, те самые, что в детстве, стоило лишь глянуть на них с сараевских улиц, манили его к путешествиям. Собственно говоря, жители Сараево, едва открыв глаза на мир, видят вокруг своей колыбели зеленые стены. Их присутствие защищает от прочего мира, который находится по ту сторону гор, там, куда вечерами закатывается солнце. Может, потому они так и любят свою неприметную котловину с множеством минаретов, напоминающих пук белых остро заточенных карандашей в зеленом стакане. И Боб, который уже решил, что навсегда избежал чарующе сладкой отравы этого города, нигде в мире не мог с таким удовольствием напиться водой, как из родника перед Беговой мечетью, куда она проникала из какого-то горного источника. Неважно, что медики восставали против ее употребления и доказывали, что она вызывает болезни горла, – для него она была самой вкусной водой в мире! Глядя с высоты на Сараево, пока «Боинг-707», со свистом выпуская закрылки, снижался на Сараевское поле, а капитан Попов, отдавая команды правому пилоту и бортинженеру, закладывал крутой вираж, Боб не обнаружил ничего странного на этом пестром ковре, рассеченном сверкающим лезвием реки, но когда они приземлились на аэродроме, где не было ни единого самолета, он ощутил дискомфорт, смешанный со зловещим предчувствием. Едва стихли двигатели, к ним рванулась толпа, сбивая, словно бегуны, на своем пути металлические барьеры, и было их две или три тысячи.

Молнией пронеслась в его голове догадка: подземный зверь проснулся и медленно, но верно ползет к аэродрому. Это ясно читалось в ужасе, охватившем тех, кто, потеряв разум, несся к самолету, в их безумных жестах и бешеном упрямстве, по безрассудности, с которым они сбивали с ног и топтали бегущих впереди и рядом с ними. Боб не заметил никого из аэродромной обслуги – только несколько перепуганных солдат, отброшенных толпой к металлическому ограждению. И все же кто-то пригнал трап, и Боб открыл капитану дверь. Попов был в военном летном комбинезоне, на плече у него висел «хеклер». Ступив на трап, он увидел, как разъяренная толпа повалила девочку, оторвав ее от матери, которая держала на руках малышку. Девочка кричала, прикрывая худенькими ручками голову, а бегущие, не перепрыгивая, топтали ее. Капитан моментально вскинул «хеклер» и дал очередь в воздух. Только после этого лавина замерла. Сбежав с трапа, он проложил себе дорогу сквозь толпу, поднял девочку и заявил, что никто не улетит из Сараево, пока не организуют очередь. После чего передал девочку Деспоту, который отнес ее в пилотскую кабину.

Боб протолкался сквозь толпу и обыскал все здание аэропорта. Он обошел даже туалеты – старого Деспота нигде не было. В один момент ему показалось, что заметил его, и начал прокладывать локтями путь сквозь толпу, пока не пробился к старику, у которого была такая же безликая серая шляпа и седые усы, как у его отца. Тот судорожно ухватился пальцами за рубашку и принялся умолять Боба провести его в самолет, что тот и сделал, не обращая внимания на проклятия и упреки прочих беженцев. Двигатели взревели, самолет набрал максимально возможную скорость и, пересекая на бреющем полете вражеские позиции, взял курс на север. Капитан обещал оставшимся, что вернется и никого не оставит на аэродроме, но те все равно сломя голову мчались по взлетке вслед за «Кикашем». Рейс, который в обычных обстоятельствах длился тридцать пять минут, они закончили за двенадцать.

Это был самый странный полет Боба! Люди, словно селедки, набившиеся в «Боинг», лежали, сидели и торчали на корточках, в то время как некоторые стояли, прислонившись к бортам, а в туалетах разместилось по четыре человека. Это был рейс без воздушного коридора и номера, без кофе, чая и соков, без объявлений о погоде и времени прибытия. Они высаживали несчастных на военном аэродроме в Батайнице и, не заглушая двигателей, сразу возвращались в Сараево за новой партией обезумевших беженцев. Бобу казалось, что он старается спасти и вывезти из родного города все, что можно погрузить в самолет. Эвакуировав несчастных жителей, они вернутся за зелеными горами, рекой и самыми любимыми сараевскими уголками – может быть, за башней с часами Копельмана или за каким-нибудь из самых дорогих мостов…

Все эти дни он пребывал в лихорадке; без еды и питья, урывая для сна один-два часа, он почти сошел с ума. Из «летучего официанта», как обзывал его старый Деспот, Боб превратился в ангела-хранителя, опускающегося в Сараево, чтобы спасти кого еще возможно. Они летали с раннего утра до поздней ночи. Хвост старенького «Кикаша» изрешетил зенитный пулемет. Незащищенная взлетная полоса расположилась между двумя армиями: с одной стороны были злобные санджаклии^[10], обосновавшиеся в Храснице, с другой – хорватские легионеры^[11], захватившие Киселяк. Безумный капитан огромной стальной птицы летел так низко, что почти срезал их поднятые головы, поднимая дико ревущими двигателями такие облака пыли, что на землю пластом валились даже самые отчаянные солдаты! Второго мая был побит личный рекорд – перебрасывая сараевских беженцев и изгнанников, они сделали шестнадцать рейсов.

В полдень того дня в битком набитый самолет направилась большая группа сараевских евреев, покидающих город, памятуя погромы полувековой давности. В высоко поднятых руках они держали… авиабилеты!

– Что это у вас такое? – крикнул капитан Попов. – Какие еще билеты?

Они испуганно пояснили, что сию минуту купили их в здании аэропорта, заплатив за каждый по пятьсот дойчмарок. Разозлившись, капитан выскочил из «Боинга» и в сопровождении двух десантников влетел в переполненное здание аэропорта. И в самом деле, перед одной из застекленных стоек выстроилась очередь из не прекращающих толкаться и спорить людей. Нервозный, потный служащий выдавал билеты, ударяя на них какую-то печать. Благовоспитанные сараевские дамы пытались перехватить его взгляд, посылая полные мольбы улыбки, а человечек во весь голос материл тех, кто тянул к нему ладони со смятыми банкнотами, обзывал их скотами, понятия не имеющими, что такое порядок, время от времени успокаивая их заявлениями о том, что билетов у него сколько душе угодно, лишь бы денежки у пассажиров были! Ящик стола доверху был набит валютой. Десантники ухватили его под мышки и оторвали от стула, после чего вывели из здания аэропорта, где его следы затерялись навечно.

Боб, сопровождавший капитана, пока тот наводил порядок в аэропорту, не прекращал искать взглядом людей, у которых из багажа были только сумки и пластиковые мешки. Он пытался обнаружить отца, не желая признаться себе в том, что все время ждет, когда откуда-нибудь появится Елена, которую он молча ухватит за руку и отведет в самолет. Это был бы его полный триумф, которого он дожидался столько лет.

Он звонил отцу из брошенной диспетчерской. Как ни странно, местная сеть все еще работала, хотя почтамт был охвачен пламенем. Несколько гудков, и на другом конце провода отозвался запыхавшийся мужской голос.