Читать книгу - "Прощай, цирк - Чон Унён"

— А кого еще задержали? — не скрывая волнения, спросил я. — Санвон, тот мужик, который ходил со мной, он тоже был тогда на таможне?

— Такой черный весь?

— Да, черный, небольшого роста.

— Точно не скажу, видела его или нет. Спросите попозже у матросов «Дон Чхун Хо», они скоро должны подойти.

Потом Чжомсуни попросила меня присмотреть немного за магазином и быстро умчалась куда-то. Я не успел остановить ее.

Слушая ее рассказ, я вспоминал Санвона. Вспоминал дни неотступной тревоги, когда нервы были на пределе всякий раз, если он по прибытии в Хуньчунь уходил куда-то в сопровождении незнакомых мне людей. Возвращаясь утром на таможню Чжаннёнчжа, он вечно выглядел заспанным и усталым. Почему-то я уверился, что один из пойманных людей — Санвон.

Мне стало не по себе. Чжомсуни, пообещавшая вернуться через минуту, не появлялась, хотя прошло довольно много времени. Брат, съежившись, сидел на корточках у входа в таможню и пристально смотрел в небо. Как раз в эту минуту в помещение зашла женщина, работавшая на «Дон Чхун Хо». Не успела она отпереть дверь кассы, как я перехватил ее руку, и завладев таким образом ее вниманием, принялся расспрашивать о Санвоне. Какое-то время Санвон ухаживал за этой женщиной: делал ей подарки, привози вещи из Хуньчуня, поэтому она могла знать что-нибудь о нем. Но она совершенно будничным тоном ответила, что вчера Санвон рассказал ей о намеченной на сегодня поездке в Тумэнь. Ни прибавив ни слова, она зашла в служебное помещение и закрыла за собой дверь.

Если Санвон и ездил куда-то развлекаться, то не в Тумэнь. Туда разве что туристы заглядывали, да и то ненадолго, — там находился мост, ведущий в Северную Корею. В остальном это было унылое местечко, где, сколько ни ищи, не найдешь ничего, кроме лагеря для северокорейских перебежчиков да деревянных мостовых. Единственная интересная особенность Тумэня заключалась в том, что здесь река Туманган была особенно узкой, поэтому жители Северной Кореи частенько предпринимали смелые попытки переплыть ее и тем самым пересечь границу государств. Я как раз размышлял о Санвоне и его странном выборе направления поездки, как вдруг увидел, что они вместе с моим братом заходят в здание таможни.

— Где ты пропадал? — он широко улыбнулся, раскрыв руки. — Столько времени ни слуху ни духу, а теперь вот объявился? Все с братом хозяйством занимаетесь?

Он был такой же, как прежде. Все та же громкая, хвастливая речь, все тот же игривый тон. Неожиданно даже для себя я крепко обнял Санвона.

— Что это ты делаешь? Распустил слюни, как девчонка, — продолжал он шутить. — Мне не нравятся слюнявые мужчины. Отойди-ка в сторонку.

— Что случилось? Говорят, что кого-то арестовали.

— Ух ты, и ты подумал, что меня? Сукин ты сын, я что, похож на лопуха какого? Нет, забрали двух стариков: они вечно ходили парочкой, словно приклеенные, обретались в соседней каюте от нас, на мели постоянно — даже спали, постелив на пол соломенные маты. Женщина была чуть моложе мужчины, поэтому я думал, что она его любовница. Так вот старик, видимо, решил, не поднимая шума, немного заработать. Но какая нормальная кошка полезет на раскаленную плиту? Кто же знал, что они такое выкинут? Бизнес, конечно, всегда дело рискованное, бывает, что совсем без штанов останешься. Но кто же товар так по-дурацки прячет? Сейчас на таможне Сокчхо просто лютуют. Говорят, что и собак стало больше. Шуму подняли — жуть… Как по мне, теперь уж лучше тихо отсидеться. Так что поверь, брат, такому паршивцу, как я, своя шкура дороже — никуда не полезу.

Я успокоился. Санвон, как всегда, ходил со знающим видом, заглядывая во все уголки терминала. Точно так же, как когда-то со мной, теперь он расхаживал под руку с моим братом и весело знакомил его со всеми.

Чжомсуни вручила мне сумку, попросив передать ее брату, и добавила:

— Здесь горный мед из Северной Кореи, его собирают в ульях, спрятанных в расщелинах скал. Такие ульи строят сами пчелы, без участия человека, поэтому мед просто бесценный. Но разве перебьешь им горечь страданий на чужбине? Если бы отец не набрал долгов, проигравшись в мачжонг, он и сейчас бы преподавал и жил бы себе преспокойно… Одну передайте брату, а другую возьмите сами, — с этими словами она засмеялась, показав желтые зубы.

Начавшийся снегопад и не думал прекращаться. Пока мы двигались к Зарубино, снег падал все гуще. Российские пограничники без особой причины задерживали автобус, вход на КПП тоже долго не открывался, в итоге приходилось подолгу томиться ожиданием. Тайгоны либо, неловко изогнув шеи, разглядывали черное небо за окном, либо спали; никто не разговаривал. В автобусе царила тяжелая, тягостная атмосфера.

Когда мы поднялись на корабль, у меня в груди распустилось теплое чувство, словно я вернулся в родной дом после долгого путешествия. Как и следовало предположить, все разговоры на борту крутились вокруг наркотиков и событий, связанных с ними.

Капитан с пеной у рта вещал, что чести и репутации «Дон Чхун Хо» был нанесен серьезный удар, что и без того небольшое число тайгонов и судовладельцев теперь может сократиться в разы, — в общем, своих панических настроений он не скрывал.

Что касается тайгонов, то они имели различные мнения насчет своего будущего. Среди них были и те, кто считал, что надо сделать передышку, залечь, как говорится, на дно, и те, кто, наоборот, утверждал, что именно в такие времена бизнес идет лучше всего и теперь каждый способен подняться чуть ли не до небес.

В каюте Санвона в одном углу возвышалась стопка газет со статьями, посвященными недавним событиям. Она заменяла ему обеденный столик и служила источником бумаги для упаковки культивированного женьшеня.

Прикурив сигарету, я раскрыл одну из газет. В статье сообщалось, что был обнаружен новый маршрут продвижения наркотиков — из Китая, через Россию в Сокчхо. Из заметки я узнал, что старика из каюты с татами зовут мистер Бэ и что ему исполнилось шестьдесят лет. Согласно информации журналиста, он был главным организатором контрабандных перевозок и сам за десять поездок провез примерно три килограмма метамфетамина. В статье упоминалось, что этого количества хватило бы, чтобы подсадить на наркотики около ста тысяч человек, а его рыночная стоимость составляла примерно десять миллиардов вон^[58].

Контрабандистами в основном становились мелкие торговцы, за один раз они могли заработать до миллиона вон. Естественно, тайгонам предлагали более заманчивые суммы. Я попытался вспомнить лицо пожилого мистера Бэ. Но в памяти отпечатались только отрывочные образы: вот он, не торопясь, обедает в ресторане, а вот идет куда-то, и я смотрю на его удаляющуюся фигуру. Десять миллиардов вон, сто тысяч человек — эти числа все крутились в моей голове, но у меня никак не выходило связать их с реальностью.

Санвон, пошатываясь, ввалился в каюту. Брата, который ходил с ним хвостом, отчего-то не было видно.