Читать книгу - "Еще о женьщинах - Андрей Ильенков"

И вот однажды началась весна. Снег тает, с крыши течёт, целые лужи уже натекли. Настроение великолепное. А однажды ночью, как водится, ударил мороз. Просыпаюсь я, смотрю — мороз. Встаю, одеваюсь и выхожу из дома в свой туалет. А дверь не открывается. Дёрнул я посильнее — бесполезно. Дёрнул со всей мочи такая же оратория. Тут-то я и вспомнил, что вчера тоже сюда еле попал — такая лужа была вокруг. А вот теперь она замёрзла. И дверь туалета глубоко вмёрзла в лёд. И это мне совершенно не понравилось! И я не постигаю, как мне дальше жить! И, как и следовало ожидать, мороз простоял недели две.

Это послужило мне хорошим уроком, который я запомнил на всю жизнь. Когда наступила следующая весна и мой туалет снова оказался в луже, я повёл себя очень предусмотрительно. Каждый вечер я открывал дверь настежь. И когда ночью ударил наконец мороз, я не был застигнут врасплох. И вот он ударил, дверь вмёрзла, я выхожу на улицу и крайне доволен собой. На этот раз дверь вмёрзла в своём открытом состоянии и туалет доступен. Однако когда я вошёл в него и по привычке хотел закрыть дверь, я понял, что всё опять не очень хорошо. Потому что туалет хотя и доступен, но пользоваться им не очень удобно. Потому что напротив него окна соседского дома, а дверь не закрывается. И только на следующую весну я нашёл выход, и теперь вмораживаю дверь в полуоткрытом состоянии — так, чтобы оставалась щель, достаточная для протиснуться.

Вот каков у меня месяц март. Даже женщин в гости звать неудобно. А вот май — совсем другое дело! Май я люблю. Потому что в майские заморозки дверь в лёд не вмерзает. Зато в благоустроенных домах к этому времени уже отключают батареи. И несчастные женщины стучат зубами от холода и, кутаясь во что попало, сидят возле электрообогревателей. А тут звоню я и приглашаю в гости. И между делом не забываю пожаловаться на жару. Что-то я, дескать, печку перетопил. Перестарался. Лежу сейчас на полу в одних трусах, а всё равно жарко. Обычно в этой ситуации женщина довольно оперативно собирается и приезжает. Поэтому лучше бы Женский день перенесли на май. Причём чтобы в заморозки.

* * *

Одна тётенька уехала в отпуск. А перед отъездом попросила свою приятельницу из соседнего дома в её отсутствие немного последить за её квартирой. Цветочки там пополивать, рыбок в аквариуме покормить. Ну и вообще поприглядывать. А то мало ли что.

На что приятельница говорит, что она, конечно, не против, и даже без базара. Но насчёт того, что мало ли что, посоветовала выдумать какую-нибудь хитрость. Например, оставить свет включённым. Или радио. И что вор, увидев и услышав в квартире признаки жизни, подумает, что там кто-то есть, и в квартиру уже не сунется.

На что отпускница с ужасом отвечает, что ой, да что ты говоришь! Сейчас такие воры продвинутые, их не проведёшь. Такой теперешний продвинутый вор ещё и наоборот! Он как увидит в квартире свет или услышит радио, так сразу начинает присматриваться и прислушиваться. И если свет долгое время как горел, так и горит, а радио как говорило, так и разговаривает, то он сейчас же смекает, что в квартире никого нет, и моментально обчищает. И что уж если так делать, то нужно установить специальный автомат, который периодически будет включать свет в разных комнатах и менять громкость звука радио. А ещё лучше, если время от времени будет включать магнитофон с записями звона посуды, пьяных возгласов, хорового пения а также семейных сцен. Но у неё, увы, такого автомата нет. И ещё не факт, что такие автоматы вообще существуют на белом свете. Так что всё будет выключено, а приятельница пусть уж, пожалуйста, проследит.

На что приятельница повторяет, что она — конечно, без проблем.

Отпускница горячо благодарит её и уезжает в свой дурацкий отпуск. Куда-нибудь, вероятно, в Турцию.

Через пару дней приятельница пошла вечером пополивать вышеупомянутые цветочки и покормить рыбок. Глянула на квартиру отпускницы и видит в окнах свет. Ах, батюшки мои! Это что же такое делается?! Ведь как раз в квартире, вероятно, воры!

Подниматься и заходить туда она, конечно, побоялась. Женщина она слабая, беззащитная. А вот милицию, наоборот, вызвала. Объяснила милиции всё как есть. А милиция держится скептически и отвечает, что, может быть, отпускница нарочно свет оставила, чтобы воров отпугивать. Нет, говорит приятельница, она, наоборот, очень продвинутая и все эти штучки знает. Поднялись наверх, стали звонить в квартиру. А в ответ тишина. Кричали: «Откройте, милиция!» Никакого результата. Долго прислушивались — молчание. Видать, притаились воры.

Пришлось дверь взломать. Взломали, врываются в квартиру, а там по-прежнему тишина и никого. Только рыбки голодные в аквариуме скулят, есть просят. Ну ладно, стало быть, недоразумение получилось. Милиция была не в претензии и уехала восвояси. А вот приятельнице пришлось тут же и заночевать, а наутро вызывать мастеров новый замок ставить и ещё ждать их целый день.

Когда отпускница, чёрная, как сапог, вернулась домой и узнала обо всём происшедшем, она вздохнула и сказала: «А я чё-то тогда подумала, подумала, да и решила лучше свет оставить включённым. Решила — так оно всё-таки спокойнее…»

* * *

Недавно я был по своим тёмным делам в одном учреждении. Там много разных офисов, и вдруг из самого главного выбегает масса женщин с пакетами, и окружают какую-то старушку в офигенной шубе, и, короче, тусуются.

И, что смешно, все они почти одинаковые. Я уж не знаю, что это — кадровая политика или корпоративная солидарность, но они какие-то очень схожие. Предпенсионным возрастом. Это понятно — учреждение солидное, сотрудницы опытные. Одеждой — и это ещё понятно: мода есть мода. Тут, как говорится, пуп порви, а форсу не выдай. Все толстые, и многие даже чересчур. Даже и это объяснить можно: рабочий день полный, сидячий, скучный, одна радость — чем-нибудь Очень-Преочень Вкусненьким Себя Любимую побаловать, средства, спасибо, позволяют.

Но одного я не понимаю: почему же все как на подбор такие некрасивые? Это что, из корпоративной солидарности? Я так-то люблю толстых женщин. Толстых и красивых, особенно молодых. А также я люблю тонких и красивых, или толстых обычной внешности, или средних по всем статьям. А женщины, которые толстые, некрасивые и почти дважды бальзаковского возраста… Такие мне тоже нравятся, но всё-таки меньше.

И вдруг одна из них голосит: «У меня нет мозгов!»

«Эко!» — подумал я в изумлении. «Эко» не в смысле Умберто Эко, а в смысле «Эвона!», «Вау!», «Вот ни шиша себе!» и тому подобных трудовых выкриков, из которых, по гипотезе марксистского языкознания, произошла человеческая речь. Я до этого её возгласа не обратил на неё особого внимания. А тут пригляделся. Ну тётка и тётка, таких в каждой маршрутке по три штуки, за каждым рыночным прилавком с турецким кожаным товаром — через одну. Ну сами понимаете: зуб во рте золотой, сапоги на шпильках, крашеная блондинка, рвущие корсет телеса. Притом, чтобы быть справедливым, — она не без такого определённого шарма.

Та старуха в золоте ей чего-то отвечает, да только тихо, и слова ещё сквозняком относит. А эта баба здоровенная возражает старухе криком: «Да за кого вы меня принимаете?! Я посмотрела! Я всё у себя посмотрела! Грудинка есть, филейка есть, окорочка есть…»