Читать книгу - "Горизонт края света - Николай Семченко"

– Вот Лёша, вот дружочек, – бубнил Дятел. – Ай, сорванец! Что теперь? А теперь вот что: как при социализме, рационализацию трактору придумывать. Чтоб тундре не вредил.

– И придумай.

– И придумаю, – упрямо мотнул головой Олег. – Чтоб я мз-за всяких психов при наличии машины топал пешком, это надо же! Думаешь, Лёшка один такой? Ещё подобные найдутся.

Дятел дурачился. Нет, о рационализации он не пустословил – серьёзно сказал. Может, и вправду что-нибудь скумекает?

А Лёша догнать себя не давал – не сбавляя шага, упрямо держал дистанцию. И вдруг остановился как вкопанный, будто наткнулся на стеклянную стену. Минуту-другую он вглядывался во что-то перед собой и, осторожно повернувшись к нам, отчаянно, не говоря ни слова, замаячил: тихо, мол, не балабольте!

Ничего не понимая, мы остановились и посмотрели в ту сторону, куда показывал Лёша. Вдали по бескрайней тундре вышагивал журавль. Время от времени птица поджимала одну ногу и, балансируя на другой, нагибалась к земле и что-то там искала. И снова неторопливо, размерено журавль переставлял длинные ноги: шаг вперёд – голова назад, ещё шаг – голова вперёд, при этом птица держала спину прямо как дама самого строгого воспитания.

Одиночество этого журавля нарушил другой. Приземлился рядом, поблескивая красноватым оперением, и тут же с подозрением уставился в сторону Лёши. Наш «объект» тоже встревожился, пробежал несколько метров и взлетел. Вслед за ним набрал высоту и пришелец.

– Это красные журавли! – кричал и от радости смеялся Лёша. – Их ещё канадскими называют. Очень редкие! Давно я их не видел…

– И это всё, что ты можешь заявить в своё оправдание? – пошутил Дятел. – Так бы и сказал: не заводи трактор, журавлей спугнёшь, а я хочу ими полюбоваться.

– Иди ты, – весело огрызнулся Лёша. – Эти птицы от вашей техники уже на край света шарахнулись. Думали: тут покой. А ты – трактором их пугать!

Он, забыв недавнюю обиду, вдохновенно рассказывал нам о чудесном красном журавле, сохранившемся лишь на Канаде, Аляске да у нас, на Камчатке и Чукотке. Их очень мало, и встретить этих птиц – большая удача.

Разговоры о журавлях хоть как-то скрашивали нашу дорогу, но в конце концов даже неутомимый Лёша поскучнел и замолчал. Одуревшие от жары, комаров и жажды (как нарочно, чистых ручьёв не встречалось), мы добрались наконец до длинной речной излучины.

Река изгибалась дугой, образуя тихий, неглубокий заливчик, куда и скатывалась холодная, серовато-стальная вода Парени. Вдоль высокого крутого берега кое-где высились длинные тополя, за ними поднимались одиночные матчевые лиственницы в поросли пушистого молодняка, и тут же резко, без всяких переходов, начиналась тундра – низенький, облезлый кустарник, чахлые пучки болотной травы, яркие голубые пятна ирисов, дымка голубичников.

Влево от места слияния двух рек вздымался небольшой холмик, покрытый тёмной зеленью; кое-где белели в ней клочки пушицы. В кустах у основания холмика звенели малиновые колокольчики пеночек. Время от времени какая-нибудь из птах покидала занятую веточку и подлетала к ручейку. Он вился меж камней, взбивая серебристую пену у серого островерхого валуна. «Пью-пью-пью!» – кричали ей вдогогнку товарки. «Тля-тля-тля!» – ответствовала оторвавшаяся напарница и, наскоро попив, снова устремлялась к своей веточке, чтоб похвастаться: «Пью-пила, пью-пила!»

Дружные птички, ничего не скажешь. Никогда поодиночке не селятся – только стайкой. Вместе им, наверное, легче охранять свои гнезда, добывать корм и выращивать потомство.

– Да-а, стоило тащиться в эдакую даль, чтобы пеночек послушать, – иронично поцокал языком Дятел. – Нет тут никакого зимовья, вот помянёте моё слово…

Дорогу к птичьему раю преграждали толстые, в три пальца, стебли борщевика с широкополыми белыми шляпами. А за ними торчали пики рогоза и простирались настоящие дебри тёмно-зелёных болотных трав.

– Н-да, а нам ведь туда надо как-то продраться, – вздохнул Лёша. – Ничего не поделаешь, выломаем каждый по две берёзки, сделаем жердины и вперёд…

– А охрана природы как же? – съехидничал Олег.

– Дарами природы стоит пользоваться разумно, – засмеялся Лёша. – Вон Игорь об этом в газете пишет. Понял?

– Да ладно тебе, фу-ты, ну-ты!

Мы срубили несколько берёзок, обтесали сучья м пошли через болото: одной жердиной путь проверяешь, по другой идёшь. Как до конца жердины дойдёшь, вперёд бросаешь другую жердину, а ту, что под ногами, поднимаешь и ею подпираешься. Так и переступали. Медленно, конечно, но зато надёжно.

И куда нас черти несут? – бурчал Дятел то ли в шутку, то ли всерьёз. – В прошлый раз, кстати, здесь сухо было, никаких проблем – шпарь себе напрямки, без всяких проблем!

Лёша переступал по своей жёрдочке молча, и я тоже, озабоченный балансировкой на своей берёзке, молчал, а Дятел балагурил:

– Ну и народ. Что за люди? Куда нас несёт? Разве отсюда не видно: никакого зимовья на холме нет.

– Да что ты заладил одно и то же? – возмутился Лёша и передразнил: Что за люди, что за люди? А такие вот мы дуроломы: вперёд, и никаких гвоздей!

Окончательно переругаться они, слава богу, не успели, потому чо болотце скоро кончилось. Правда, в ногах путалась густая трава, она хватала нас за щиколотки жгутами корней, но всё-таки, наконец, можно было идти без всяких жердин.

На полянке мы отдышались, отряхнулись от грязи и налипшего пуха сушеницы[55]. Лёша сказал, что пойдёт к реке, а Дятел, подмигнув мне, предложил:

– Ну что, поищем тут, как говорится, следы минувших эпох? Или – костерок, чаёк сварганим, а?

– Успеем ещё чаёк пофыркать. Можно подумать, мы сюда от нечего делать на пикник припёрлись…

– Фу-ты, ну-ты! Кто-то же должен разжечь костер, хоть обсушить обувь…

– Делай, что хочешь!

Ничего интересного я не увидел, хоть и облазил все прибрежные заросли. Даже мало-мальского намёка на большое строение не обнаружилось. Может, лучше с холма осмотреть округу? Всё-таки обзор шире, хе-хе, как у Высоцкого: «Жираф большой, ему видней!»

Пушица лепилась на сапоги, на брюки цеплялись липучие зеленые шарики-колючки, и противно, словно наждаком, царапал руки шиповник. С холмика хорошо были видны и куртины лиственниц, и речная лука, серебрившаяся от солнца, и даже приметил я выводок куропаток. Птицы спокойно ходили шагах в тридцати от Дятла, который собирал хворост для костра.

Солнце просвечивало воду, и сквозь её толщу хорошо было видно и разноцветную гальку, и стайки крупных хариусов. Рыбины лениво прогуливались вдоль берега, играя зеленью спинок, и не обращали друг на друга ровным счётом никакого внимания: каждый хариус – сам по себе, степенный, вальяжный, дородный.

Оглядев этот сверкающий и прозрачный мир, я решил спуститься виз и набрать к чаю смородины. Её кусты тянулись вдоль всего берега рядами, будто специально кем-то посаженные. А всё объяснялось просто: большая вода по весне тащит с собой не только огромные бревна и вывороченные с корнями чозении, но и семена разных трав и кустарников – вода уходит, а они остаются в ложбинках, прорастают и, пожалуйста вам, плантации витаминов. Ветки смородины гнулись вниз, отягощенные гроздьями чёрных блестящих ягод. Хороший урожай!