Читать книгу - "Хроника №13 - Алексей Слаповский"

– Я ссать хочу, – сказал пацан.

Лукьянов огляделся.

– Туалета здесь нет.

– А мне и не надо. Ты отвернись только.

Лукьянов встал, повернулся боком, чтобы и не видеть пацана, но и не выпускать совсем из поля зрения, а Серый подошел к крыльцу, послышалось тихое, мягкое журчание, закончившееся дождевой капелью.

Прекратилось.

Лукьянов повернулся и увидел на крыльце сверкающую на солнце желтоватую лужицу.

– Зачем же ты на крыльцо?

– Пусть освежатся! – хихикнул Серый.

Меж тем Лукьянов сам хотел того же, что и пацан, и уже давно. Но как это сделать? Он же будет в этот момент беззащитным, Серый обязательно нападет. А если и не нападет, все равно как-то неудобно, стеснительно, Лукьянов при посторонних никогда этого не делал, в общественных туалетах не пользовался открытыми писсуарами. Какой-нибудь брутальный бандюга, схвативший малолетнего заложника, наверняка не имел бы таких проблем. Наоборот, использовал бы это для подавления психики ребенка демонстрацией своей фаллического могущества. Грубо? Да. Но естественней, чем мои интеллигентские ужимки. Впрочем, интеллигентство ни при чем, нормальные рефлексы нормального культурного человека.

А в туалет все же очень хочется.

Серый оказался проницателен, он, глянув на задумавшегося Лукьянова, усмехнулся и сказал:

– Тоже пись-пись охота? Валяй. Не бзди, я сзади не нападаю.

– Обойдусь.

– Смотри, в штаны нальешь. Охота же, вижу же! Пись-пись-пись! Пись-пись-пись!

И от этой дурацкой дразнилки желание облегчиться стало просто нестерпимым.

Рядом с крыльцом валялся моток старого электрического провода в оплетке. Лукьянов взял его, подошел к Серому:

– Только не дергайся, хуже будет!

И обмотал ему руки сзади. Потом привязал конец ремня к перилам крыльца, зашел за кусты и там насладился, удивляясь мощи струи и долготе процесса.

Как мало надо для счастья!

Он вышел, повеселевший. Серый прислонился к стене, где была тень, закрыл глаза и терпеливо ждал, чем все кончится.

Наконец к ОПОП подъехал «уазик» с надписью «Полиция», оттуда выскочил белобрысый парень лет двадцати пяти, в форменных штанах и цивильной футболке с надписью «Manchester United», в шлепанцах, взбежал на крыльцо, разбрызгав лужицу (Серый довольно улыбнулся), стал возиться с замком.

– Я к вам, – сказал Лукьянов.

– Чего хотели?

– Вот, мелкое воровство.

– А почему не крупное? Лиз, я щас! – крикнул он в сторону машины и скрылся в доме.

Из окошка машины высунулось приятное личико девушки с крашеными белыми волосами. Очень приятное. Пожалуй, даже красивое. Глядя на девушку, Лукьянов подумал, что занимается какой-то ерундой в то время, когда другие живут полной и жизнерадостной жизнью.

– Ты чего натворил, Чубриков? – спросила девушка.

– Да ниче, Ольга Сергевна, пристал этот маньяк! Педофил какой-то!

– Ты не заговаривайся! – одернул его Лукьянов. – Он яблоки у меня в саду воровал.

– Понятно, – кивнула девушка. – Это в его репертуаре, он весной в спортзале, в школе, цепи от турника спер. Когда вернешь цепи, Чубриков?

– А это я? Кто-то видел? Кто-то доказал? Врете и не краснеете!

– Вы его учительница? – спросил Лукьянов.

– Типа того.

– Я ее лучше всех люблю! – заявил Серый. – Она добрая и красивая. Даже отец говорит: Ольга Сергевна у вас, говорит, классная телка!

– Твой отец скажет! – засмеялась девушка. – Толь, ты скоро?

– Уже!

Участковый выскочил, держа в руках бутылку шампанского и какой-то сверток.

– Подержи, – дал он ценный груз Лукьянову, чтобы закрыть замок. Закрыл, взял свое добро, пошел к машине.

– А как же… Акт составить или… – попытался остановить его Лукьянов.

– На них акты составлять – бумаги не хватит. Наваляй ты ему пи…лей и пусть катится. А с ошейником ты хорошо придумал, надо взять на заметку. А то я взял одного, а он, сучок, кусаться начал!

Мотор «уазика» взвыл.

– Где его родители живут? – прокричал Лукьянов.

– Да через два дома, – ответила девушка-учительница. – Сначала Семыхины, потом Рубчук Илья Романович, а потом они! Под зеленым шифером дом!

Машина, ревя старым мотором, уехала.

– Пойдем, – сказал Лукьянов, которому уже надоела эта история. Сдать родителям, да и все. Даже без моральных комментариев. Сказав все по фактам.

А Серый вдруг сел на землю и заныл:

– Дядь, не надо! Они меня убьют! Они алкоголики вообще! Не кормят! Я есть хотел, поэтому залез. Яблоки продам, куплю хлеб, молоко.

Врет или не врет? – гадал Лукьянов.

Похоже на правду – иначе почему Серый с таким упорством сопротивляется, не хочет идти домой? Подобный героизм только от страха бывает.

– Хорошо, – сказал он. – Но я хочу, чтобы ты меня понял. Почему ты так плохо думаешь о людях? Если бы ты нормально попросил, дал бы я тебе и яблок, и хлеба, и молока. И колбасы. И чупа-чупс твой любимый. Ты пробовал нормально просить?

– Сколько раз! Обзываются, ментов грозят вызвать! Говорят, что я дачи обворовываю!

Тоже похоже на правду. Их дачный поселок, которому уже полвека с лишком, населяли всегда люди простые, средние, небогатые, он не обнесен высоким забором, нет шлагбаумов с охраной, как в так называемых элитных дачных массивах. Нанимают вскладчину сторожей, но толку мало, жители окрестных селений и далеко от города забредшие бомжи тащат из дач все, что можно, особенно зимой. И пожары неоднократно были. Как тут не злиться? Да и без повода стали мы злы безмерно, раздражает нас чужая нищета, давит на совесть, вернее, на душевную нейтральность, с которой мы свыклись. Печально, печально, мысленно грустил Лукьянов.

– Ладно, – сказал он, сняв ремень с шеи Серого и разматывая проволоку с его рук. – В следующий раз не ходи ни к кому, а сразу ко мне в гости. И вот еще, – он залез в карман, нащупал денежную бумажку, достал. Всего лишь сотенная. Но – чем богаты.

И он сунул ее Серому.

– На чупа-чупс.

– Спасибо, дядя, – сказал Серый, шустро пряча денежку в какой-то потайной кармашек сбоку штанов.

– Не дядя, а Виталий Евгеньевич. Так обращаются культурные дети ко взрослым.

– Ясно. Я пошел?

– Иди. Ты куда?

Серый, вместо того чтобы убежать, скакнул за крыльцо.

Там стояла жестяная лохань с мутной водой. Серый поднял ее, поднатужился и обрушил на Лукьянова воду вместе с загремевшей лоханью.