Читать книгу - "Возвращение - Дзиро Осараги"

— Я сразу поняла, что вы мой отец. Это верно с первого взгляда.

— Пошли, пройдёмся, — предложил Кёго. Он всегда поступал так и раньше, когда неконтролируемые эмоции охватывали его, и сейчас эта привычка вновь автоматически овладела им. Ходьба восстанавливала его физически, и в движении он мог освободиться от нахлынувших эмоций.

— Похож ли я на родителя? — спросил он резко.

Его дочь нежно улыбнулась и кивнула в знак согласия.

— Сейчас совершенно ясно, что вы отец Томоко.

— Ты так думаешь?

— Папа, что вы думаете обо мне? Считали, что я чужой ребёнок?

После некоторого колебания Кёго сказал:

— Конечно, я так считал. Томоко, которую я знал, было четыре года. Совсем маленький ребёнок.

Он на мгновение закрыл глаза, поднимаясь по узкому покрытому камнями склону.

— Как она выросла, — пробормотал он.

Поднявшись по склону, они вышли к чайному домику, являющемуся одной из достопримечательностей Золотого храма, однако Кёго не проявил к нему особого интереса, и они прошли мимо, не останавливаясь. Дорожка вывела их через небольшие ворота к выходу из сада.

— Когда ты приехала?

— Я уже три дня здесь.

— Одна? — спросил Кёго, тайно надеясь на приезд жены. — Или кто-то ещё с тобой?

— Да, друг. — Вспомнив о Саэко, Томоко почувствовала себя неловко. Её спокойствие было нарушено, когда перед ней всплыло напряжённое лицо Саэко.

— И когда вы уезжаете?

— Сегодня ночным поездом.

— Так поспешно? — Кёго неожиданно тяжело вздохнул. — Если не возражаешь, давай поужинаем вместе. — Затем, не сознавая, что он ведёт себя как отец, добавил: — Может быть пригласим также твоего друга?

Томоко поспешно покачала головой в знак отказа.

— Нет, она занята. У неё другое мероприятие.

— Ты знаешь её по работе?

— Да, в какой-то степени.

— И как девушка, подобная тебе, может зарабатывать себе на жизнь? — спросил Кёго, сдерживая своё внутреннее возбуждение.

Томоко рассмеялась с весёлой невинностью и, испытывая радостное чувство, ответила:

— Как-то получается. Но я могла бы и не работать, но мама посоветовала мне заняться чем-нибудь.

Кёго достал сигарету и остановился, чтобы закурить.

— Твоя мать, надеюсь, здорова?

Со слабым щелчком он зажёг зажигалку и закурил. Глубоко затянувшись, он медленно выпустил дым и наблюдал за его исчезновением среди деревьев. Все движения её отца показались Томоко красивыми и элегантными. Глядя на его волосы, она заметила первые следы седины на его висках.

— Я не имею права это говорить, — неожиданно сказал он, — но я рад, что смог встретиться с тобой… Но ты не должна была приходить. Твоя мать знает об этом?

Заметив новую строгость во взгляде своего отца, Томоко отрицательно покачала головой.

— Твоя мать не знает… Значит, приезд сюда это твоя собственная идея? — Кёго замолчал на мгновение и затем спросил тихим голосом:

— Кто сказал тебе обо мне?

— Вероятно, это стало известно от господина Усиги.

— Ах, вот от кого. Этот болван.

Томоко была поражена, что он употребил это слово, Кёго заметил это.

— Что случилось?.. Я имел в виду Усиги.

Они вышли к маленькому храму, вокруг которого висело без какой-либо определённой цели много изящных бумажных фонариков с написанными на них иероглифами «Каменный Бог Огня», но в этот летний день всё вокруг выглядело тихо и пустынно.

— Каждый живёт своей собственной странной жизнью, — сказал Кёго. — Усиги и я в том числе. Не думаю, что ты это понимаешь, но мы, как эти фонарики, висим и болтаемся в этом мире, и во всём этом есть что-то печальное. И дело не в том, что нас кто-то сделал такими. В этом виноваты мы сами и никто иной. Это действительно так.

Его голос приобрёл звенящий оттенок, и Томоко казалось, что в его теле кровь стала циркулировать всё быстрее, а лицо как-то помолодело.

— Я готов признать, что я эгоцентрист и скиталец. Я приучил себя жить, не поддаваясь ни чувству печали, ни чувству одиночества. Я выпадаю из разряда обычных людей, и хотел бы, чтобы ты это поняла. Тебе может показаться, что я говорю странно, но я выражаю свои искренние чувства, и нет ничего плохого в том, что ты всё это услышишь. За границей я всегда был один и уже больше не чувствовал себя одиноким. Я сам выбрал этот путь, и у меня не было иного выбора, кроме как продолжать по нему идти. Более того, жить в этом мире это не значит сглаживать свои отношения с другими, жизнь — это борьба с самим собой, и я жил с этим убеждением. Именно поэтому в глазах других я выгляжу бессердечным и холодным. То, что на нашей первой встрече я разговариваю с тобой подобным образом, как раз доказывает, какой я есть на самом деле. Но я так создан. Это плохо. Это действительно плохо. И вот сейчас Томоко пришла посмотреть на меня, считая меня своим отцом, хотя я им являюсь только по названию, что я ей могу показать? Пользоваться косметикой мне уже поздно.

Томоко молчала.

— Посмотри на меня: человек, который спокойно бросил свою жену и ребёнка, бессердечный эгоист, безразличный к человеческим чувствам старик. Таков мой баланс. И моё желание — это быть одному.

Несмотря на решительность его слов, слёзы неожиданно навернулись у него на глазах.

— Ты не должна была приходить, — сказал он глухим голосом.

Кёго говорил медленно спокойным голосом, в котором не было настойчивости, но его слова, подобно невидимым глазу звуковым волнам, глубоко проникали в её сердце. Создавалось впечатление, что, несмотря на модный и франтоватый внешний вид, бурлящая внутри подлинная сила преодолела все барьеры и выплеснулась на поверхность. Однако Томоко не была введена этим в заблуждение.

Внимательно слушая, она ощущала, как поднимается её настроение, перерастающее в эйфорию. Её отец был сильный человек, и это было для неё важнее всего. Он откровенно и прямо говорил о том, что причиняет ему страдания, употребляя при этом безжалостные слова. А глаза Томоко светились радостным блеском.

— Я жестокий отец, — сказан Кёго. — Я знаю, ты специально сюда приехала, чтобы повидать меня. Но это плохо для твоей матери, и этого не надо было делать. То, что плохо, нельзя делать.

Сознавая, что от неё не требуется ни объяснений, ни извинений, Томоко покорно кивнула головой.

— Честно говоря, то, что я должен был сделать, как только вернулся в Японию, так это пойти к твоей матери и, склонив голову, попросить у неё прощения. В глубине сердца я всё ещё считаю, что должен был это сделать. Но оказалось, что я не могу. Ты это понимаешь?

— Да, я понимаю.