Читать книгу - "Это твоя жизнь - Джон О'Фаррелл"

Я почти слышал голос Билли и все же не узнавал материал. Внизу на первой странице была напечатана дата — за два дня до смерти Билли. До меня вдруг дошло, какое колоссальное открытие я сделал: видимо, рассказ написал сам Билли, возможно, это его последнее произведение. Да ему цены нет. Часть истории эстрады, причем рассказ ни разу не исполнялся. Я положил листы назад в коробку, затем воровато огляделся, снова выхватил и засунул во внутренний карман. В этот миг где-то наверху хлынула из крана вода, а в мои вены вдруг хлынул адреналин. Над головой заскрипели половицы. Я на цыпочках торопливо прокрался к двери. Со старой фотографии на стене на меня понимающе глядело лицо Билли. Поскользнувшись на дорожке, я рванул по зеленому тоннелю к воротам. Отвязывая Бетти, я косился на дом. Шторы наверху по-прежнему были задернуты. Наверное, Стелла принимала душ, а собаку кто-нибудь выгуливает. Надо ей быть осторожнее, иначе любой может войти и что-нибудь украсть.

Юмореска оказалась просто идеальной. Она подходила к моему голосу и к моей манере, которую я усвоил в своих телероликах, догадываясь, что подсознательно копирую манеру Билли. Монолог был фантастический: тут и намеки, и ударные остроты, сюжет нарастал с каждой строчкой и разрешался великолепной кульминацией, которая наверняка покорит весь зал. И еще полстраницы текста для неизбежного выхода на бис. Правда, не о рыбах, но нельзя же получить все тридцать три удовольствия. Зато теперь я был во всеоружии. Теперь я верил, что справлюсь.

В детстве у нас была книжка с картинками «Билли и его бутсы» — о том, как стоило только мальчику надеть волшебные старые бутсы великого кудесника мяча, и он превращался в гениального футболиста. И в лондонский «Палладиум» я принесу нечто похожее — «Билли и его шутки». Меня защитит магический номер, напичканное остротами гипнотическое заклинание, которое околдует моих зрителей и всех, кто меня услышит. Теперь меня не остановить. После долгих недель страха я с нетерпением ждал субботнего вечера. Я бродил по спальне, читая текст с необычной для меня развязностью и уверенностью. Вечер готовился как памятный концерт по случаю годовщины смерти Билли Скривенса, а есть ли большая дань уважения, чем исполнить его последний монолог? Пускай я один знаю, что это монолог Билли, здесь дело в принципе.

Зазвонил мобильный телефон, но отвлекаться не хотелось. Лишь завершив последнюю шутку, я откусил кусочек тоста, нехотя взял трубку и произнес — возможно, несколько нахально.

— Ну?

— Привет, это Стелла Скривенс.

Я выронил тост. Сердце вдруг забилось так сильно, что я испугался, не услышит ли Стелла на том конце провода.

— Что? В чем дело? — в панике спросил я.

— У вас все в порядке?

— То есть? В порядке? Естественно, у меня все в порядке, а что? — ответил я слишком агрессивно.

— Да так. Просто проверяю, все ли инструкции насчет субботы вы получили?

— А, и только-то? — с облегчением выдохнул я, глядя, как Бетти хрустит тостом. — Конечно. Собственно говоря, по-моему, я тут неплохой материал подсобрал.

— Отлично. Просто организаторы говорят, что вы не ответили ни на одно электронное письмо, а там все подробности.

— О, простите, я проверю, — пообещал я, прикрывая сценарий, чтобы она не смогла увидеть его по какому-нибудь мобильнику новейшей конструкции.

— И огромное спасибо, — произнесла она своим особенным флиртующим голосом, которым всегда со мной общалась. — Для меня это действительно очень много значит, Джордж…

— Джордж? Это Джимми Конвей.

— Ах, простите, Джимми. Джордж у меня следующий по списку.

Телефонный разговор поначалу меня всполошил, но потом вроде бы подтвердил, что мне опять все сошло с рук В коробке со старыми бумагами было столько барахла, что Стелла, очевидно, до сих пор ее не разобрала, и я был уверен, что теперь-то уж сценария никто не хватится. Следующие пару дней я читал монолог в ванной, декламировал его на пляже, выкрикивал с утеса, шептал в постели перед сном. Бетти, склонив голову набок, внимательно вслушивалась в каждую фразу. Я чувствовал, что она требует новой редакции. Ей не хватало слов «гуляй» и «апорт».

В субботу утром я проснулся рано и ракетой вылетел из постели. Программы телепередач отнесли концерт к категории «Обязательно к просмотру», планировалось выступление практически всех звезд, казалось даже, что мое имя не совсем туда вписывается. Я не возражал. Большинство людей в списке были известнее меня. Кроме двоих. Да и чем измерить известность? Впрочем, кроме троих, решил я, перечитав список, но ничего страшного, честное слово. Интересно, а в других тележурналах меня упомянули? Поскольку это был благотворительный гала-концерт, принять в нем участие пожелали звезды первой величины, а иллюстрацией к статье был портрет леди Джуди Денч. Ох! Неужто я увижу саму Джуди Денч?! Вот был бы класс!

Казалось, еще полно времени, чтобы поразмыслить о предстоящем вечере, но вдруг стало ясно, что уже некогда репетировать монолог и пора мчаться в Лондон. Я решил поехать на машине и оставить ее у дома родителей. Не хотелось, чтобы меня вез подобострастный шофер в блестящем черном «мерседесе». Если тебя слишком часто балуют, это постепенно сказывается на характере. Хотя я и удивился, когда рассеянно влез на заднее сиденье своего «ниссана», словно ожидал, что за руль сядет кто-то другой. Рядом со мной в чехле лежал мой лучший костюм, и я все проверял, сунул ли в карман текст. На светофорах я его вынимал и бессмысленно таращился на слова, пока меня не подгоняли автомобильным гудком сзади.

В «Палладиум» я приехал за пару часов до начала концерта, но толпы поклонников уже послушно стояли за барьерами оцепления. Над дверями огромными буквами светилось: «Бенефис Билли Скривенса». Такое в духе Билли — даже после смерти получить оплату по максимальной ставке. Меры безопасности внутри здания были серьезнее, чем я когда-либо видел. Кое-куда не пускали даже артистов. Это самый рискованный вид телевизионного шоу: трансляция в прямом эфире, без генеральных репетиций, здесь все решает организация, каждый номер должен идти минута в минуту. Режиссер сидел за пультом и молился, чтобы никто не выругался матом или не сказал еще чего похуже, например не предложил бы зрителям выключить телевизор и почитать книжку.

Я хотел поздороваться со Стеллой и узнать, как у нее дела, но мне сказали, что это невозможно.

— Передайте, что это Джимми Конвей, — попытался настаивать я, они на миг скрылись, но потом повторили, что сейчас с ней встретиться нельзя. По-моему, они ее даже не спрашивали.

Охрана вела себя вежливо, но очень жестко — прямо боевая операция, где у каждого четкие обязанности, никто не нарушает правил и никаких исключений для тех, кто почему-то решил, что инструкции не для него. Мне наскоро сделали звуковой тест, где я быстро перечислил, что ел на завтрак, стараясь не выдать, до чего поражен размерами пустого зала. Сцену оформили почему-то как гигантскую церковь, будто мы на мемориальной панихиде по покойному святому Билли. Тут имелись и алтарь, и кафедра, и лилии, которые две команды дизайнеров без конца опрыскивали, потому что они смотрелись как-то не так. После того как администратор сцены запугал меня размерами зала, меня препроводили к гримеру, а потом впихнули в пустую комнату, чтобы я вдоволь помандражировал.