Читать книгу - "Запуск разрешаю! - Станислав Новицкий"

— Причем обманываешь нагло, бестолково. Я бы даже сказал, вызывающе глупо. Ты опускаешься ниже минимально приличного уровня. Теряешь квалификацию. Я начинаю беспокоиться за интеллект подчиненных.

— В смысле?

— Твое вранье очевидно! Его уже не надо проверять. — Главный редактор не мог усидеть на месте. Поднялся. Быстро заходил по кабинету, роняя пепел от непогашенной сигареты. — Сам подумай, Сережа, откуда у тебя импортная колбаса, сыр? Скажи еще, что похитили черную икру, ананасы, бананы, копченые оленьи языки…

Мощная фигура Фраймана вопросительно застыла: «Попался?»

И, верно, если б я так соврал, крыть было бы нечем.

Все магазины нашего города давно и безнадежно пусты. В мясных секциях гастрономов иногда выбрасывают обрезанные кости. Их тут же с боем расхватывают. В рыбных отделах — только банки с морской капустой. В «Овощах и фруктах» советские граждане роются в ящиках с гнилой картошкой, морковкой, свеклой. Отбирают что получше и несут взвешивать. Из авосек капает слизь с запахом нечищеных погребов и развитого социализма.

Весь дефицит отпускается по специальным бумажкам с печатью — талонам.

Чтобы отоварить месячные талоны на масло, колбасу, чай, сахар, водку, приходится часами стоять в длинных очередях. А еще надо поймать момент рождения этой самой очереди. Это непросто. Попробуйте спрогнозировать движение циклонов, активность вулканов, шторм, землетрясение. И все это без длительных наблюдений, расчетов и специального оборудования. Так и с очередями. В уравнении слишком много неизвестных. К тому же надо как-то вклиниться в первую сотню людей с талонами. Иначе цветные бумажки не отоварить. Октябрьские считаются просроченными в ноябре. Ноябрьские не принимаются в декабре. И так далее — по календарю.

— Так откуда у тебя импортные продукты? — возвращает меня в действительность Фрайман.

Главный торопится. Ждет быстрых объяснений.

Давно заметил. Иногда зададут простейший вопрос. Ты отвечаешь в двух словах. Коротко и неполно. А в памяти — целая картина, сжатая, как архивный файл. А если разархивировать? Ответить расширенно и подробно. Как требовали в школе. Примерно так.

Огромную яркую упаковку с колбасой и сыром я привез из Соединенных Штатов Америки…

1

В сороковую годовщину испытания первой советской атомной бомбы случилось чудо: большой группе туристов США разрешили пеший ход по советской тундре. Их даже отправили теплоходом в пограничную зону, на Соловки. Допустили к местному населению. Американцам все жутко понравилось: белые ночи, туманные рассветы, чуть оранжевые стены былинного монастыря. Их покорила северная архитектура: шатровые церкви, часовни, деревянные избы. Удивили огромные просторы нетронутой земли…

Перед отъездом американской делегации во Дворце культуры был устроен торжественный вечер и банкет. Как это часто бывает, неофициальная часть сильно затянулась. Кажется, никто не помнил, что ранним утром запланирован вылет делегации в Москву.

Зал невнятно гудел. Иностранцы с трудом говорили. Наши переводчики туго соображали. В два часа ночи ко мне прибилась пара американских газетчиков. Один из них кое-как понимал по-русски. Стали напрашиваться в гости. Им захотелось посмотреть, как живут советские журналисты. «На черта, — думаю, — мне это надо. Жены нет. Уехала с дочкой в отпуск. Дома грязь. Холодильник пуст. На нем пыль и куча неотоваренных талонов. Из выпивки — полбутылки спирта для компрессов. Достал по случаю в Нарьян-Маре».

— Серж, мы идти к тебе? — американцы стоят, покачиваясь. Чтобы не свалиться, держатся друг за друга. Нейлоновые куртки, клетчатые рубашки, джинсы. На ногах желтые парусиновые ботинки с толстыми широкими подошвами. Кажется, именно они удерживают хозяев от падения.

— Пойдем, — говорю. (А ведь только что намеревался отказать. Есть у меня такая слабость — отсутствие воли.) — Вэлкам!

— Серж, что такой на посошок?

— Выпить перед уходом.

— Давай «на посошок»?

— Можно.

Водку на столы, ясное дело, не подавали. Наши распихали бы ее вмиг по карманам, сумкам и портфелям. Откупоренные бутылки стояли на широком прилавке в углу зала. Каждый подходил и наливал сам. За порядком следил дежуривший рядом офицер… извиняюсь, официант. Подошли и мы. Выпили, не отходя от источника. Американцы начали горячо благодарить официанта. Полезли целоваться. Очень удачно. Я незаметно сунул початую бутылку в карман куртки. Сделал это быстро и элегантно. Давно убедился, небольшая доза спиртного прибавляет организму ловкости и сноровки. Особенно если «надо раздобыть еще». У-ф-ф, кажется, не опозорил прогрессивную советскую журналистику. Обошлось без конфликта.

Стали продвигаться к выходу.

— У тебя большой дом, Серж?

— Огромный, — говорю.

— Два этажа?

— Больше.

— О-о! Серж, ты есть богат?

— Да, — соглашаюсь, — в моем доме пять этажей. Пойдем, увидите.

Выходим втроем на крыльцо. Свежо и пустынно. Вокруг сизый туман. Или белые ночи на излете? Мокрая растяжка едва держится над парадным входом. «Привет американским участникам похода на Русский Север!» От дождя буквы потекли и размазались. Поеживаясь, спускаемся по лестнице дворца. За нами из холла высыпала еще группа иностранцев. «Ну, — думаю, — наконец-то успокаиваются. Идут отдыхать в гостиницу». Гляжу, они сворачивают за нами. Ускоряемся. Слышу, как из распахнутых дверей Дворца культуры накатывает очередная шумная волна. Я прибавляю ходу. Мои спутники с трудом поспевают. Быстрым шагом идем метров триста. Толпа за нами. Выходим на улицу Комсомольскую. Оглядываюсь. Мать честная — вся дорога запружена людьми. Как на демонстрации. Куда они? Идут, кричат что-то на своем, поют. Сзади пристроилась машина ГАИ с включенными маячками. Слышно, как хрипло и неразборчиво орут с ее крыши мощные громкоговорители. Поворачиваем к моему дому. Гаишная «шестерка» с включенной сиреной и мигалками объезжает колонну демонстрантов и тормозит рядом. Из кабины выскакивает нетрезвый офицер в парадной форме. Дает команду водителю-сержанту заглушить мотор. Качнувшись, гаишник жезлом поправил милицейскую фуражку:

— Капитан Шлейкин.

— Очень приятно, — отвечаю. Мои спутники учтиво поклонились.

— Слушай, ты русский человек?

— Допустим.

— Глухой?

— Нет, — говорю. — С этим все в порядке. Слышал, как вы полгорода динамиками разбудили.

— Это я тебе, между прочим, кричал. Куда ты всех тащишь?

— Я?

— Ну да, — капитан взглянул на часы, — в два ночи!!! А между тем, по графику, — он достал из-под кителя листок с каким-то расписанием. Развернул. Прицелившись, ткнул в нужное место. — Здесь ясно сказано. Двадцать четыре ноль- ноль — движение в гостиницу. С часу до восьми — сон. Ты видишь, сон?