Читать книгу - "Отрубленная голова - Айрис Мердок"

— Идеальных браков вообще нет в природе, — ответил я. — Но в наш я верил. Теперь ты утверждаешь, что он с самого начала был неудачен. Ты не оставляешь мне даже прошлого.

— Ты такой фантазер, Мартин, — заявила Антония. — Ты грезишь и стараешься не видеть, каково все в действительности. Но сейчас тебе необходимо взглянуть правде в глаза. И не надо себя жалеть.

— Не будь такой жестокой, Антония. Я просто хочу понять. Ты сказала, что тебя пробудил Палмер.

— Да. Благодаря ему я стала честнее. Возможно, и смелее тоже. Лучше все открыть, сумев сохранить собственное достоинство, и ничего не разрушить. Как замечательно, что мне удалось удержать тебя после Андерсона! Но я удержала и Александра.

Как бы он ни страдал, наша связь не прекращалась. И это великолепно.

— Великолепно. Понимаю. Значит, ты опять хочешь попробовать все со мной?

— Дорогой, — попеняла мне Антония, — я знаю, что ты с этим справишься! — Она подошла ко мне сзади, и я ощутил, как она ласково прикоснулась к моему плечу.

Я по-прежнему стоял, заложив руки за спину, и смотрел на магнолию.

— Почему ты думаешь, что я справлюсь? — спросил я.

— У тебя должно получиться! — с нежной настойчивостью убеждала меня Антония. Она схватила меня сзади за руки и взяла их в свои. Я не стал оборачиваться, но позволил ей это сделать.

— Ну а как быть с Джорджи?

— Да, это настоящее горе, — отозвалась Антония. — Александра ужасно обидела история с Андерсоном. Пока все продолжалось, ему было так больно, что он не мог даже сердиться. И как следует разозлился, только когда все кончилось. И тогда ему захотелось отомстить мне.

— Ты подразумеваешь, что Александр вовсе не собирался жениться на Джорджи?

— Он думал, что желает этого, — пояснила Антония, — но бедняжка обманывал себя. На какое-то время мы отдалились друг от друга, и для нас это был сущий ад. Ты же не мог не видеть, как я страдала. Он вообразил, будто хочет чего-то нового. Его роман с Джорджи начался просто так, он хотел немного развлечься. Он был полубезумен. Но потом, конечно, понял, что ничего хорошего из его связи не выйдет. Вот почему Джорджи пыталась покончить с собой. Она догадалась, что Александр любит меня, а не ее.

Голос Антонии стих где-то у меня за плечом.

— Это правда? — Я был ошеломлен, отупел и чувствовал себя как пустой сосуд, который то и дело швыряли, стараясь разбить. Теперь я лишился последней опоры — любви Джорджи. Я был готов поверить, что Джорджи все время любила Александра. Во всяком случае, все время его ждала. Однако свои драгоценные волосы она прислала мне.

Я повернулся и поглядел на Антонию. Мы стояли у окна. Она погладила мою руку и наклонила голову вперед хорошо знакомым мне жестом властной нежности.

— Бедная Джорджи, — произнесла Антония. — Но она молода и скоро найдет себе кого-нибудь.

— Ты должна быть довольна собой, — съехидничал я. — Получилось так, что в конце концов все влюблены в тебя.

Антония улыбнулась с видом победительницы.

— Просто я хороша в любви, — заключила она, а потом дотронулась до моей щеки. — Не отвергай мою любовь, Мартин. Я должна удержать тебя в моих любовных сетях. И мы удержим тебя, знай это, мы тебя никуда не отпустим! Мы и раньше так жили, не правда ли, но сами не сознавали. Может быть, мы все немного замечтались. Но теперь поняли, как обстоят дела, и наша жизнь пойдет на лад. Она и раньше могла бы наладиться, найдись у меня мужество. А если мы смелы и желаем друг другу добра, то надо быть правдивыми, и все станет лучше, гораздо лучше! — Она говорила мягко и массировала мне щеку, словно втирала в нее какой-то волшебный бальзам.

Я отдернул ее руку и поцарапал щеку, которую она гладила.

— Что ж, — сказал я, — хорошо, что тебе не придется менять фамилию. Для всяких торговцев и поставщиков будет меньше хлопот. Я рад, что мы сохраним тебя в нашей семье.

Антония ласково улыбнулась.

— Дорогой мой, — начала она, — я так хорошо знаю твой милый иронический ум! Это так трогательно, когда ты стараешься скрыть свою доброту и говоришь о серьезных вещах легкомысленным тоном.

— Итак, я играю свою прежнюю роль и остаюсь ангелом света и милосердия.

— Ты слишком хороший человек, — призналась мне Антония. — Ты не можешь быть грубым, даже когда пытаешься. У тебя гораздо лучше характер, чем у твоего брата! Как я тебя люблю! — Она с силой обняла меня, отставив назад ногу в туфле на высоком каблуке. Мне сделалось больно от ее объятий.

— А что думает Палмер о том, как ты переметнулась к Александру? — спросил я через плечо. После ее исповеди я жаждал хоть немного крови.

Она отодвинулась от меня, и ее лицо исказилось от боли. В его выражении не было видно прежней наигранности. Поколебавшись, она ответила:

— Я ему не говорила.

— Почему?

— Потому что Александр слишком много для меня значит. Я не в силах переступить черту. Это была наша тайна. И Александр не хотел, чтобы я говорила. Я полагала, что под конец решусь и сообщу ему, но все время откладывала. Однако он сам догадался.

— Неужели? Как ему удалось? И когда?

— Как — я не знаю, — раздраженно бросила мне Антония. Она отвернулась от меня, полураскрыв рот и заламывая руки. — Сначала у меня промелькнула мысль, что ему сказал ты. Но конечно, это невозможно, и вдобавок ты ни о чем не подозревал. Когда в прошлый уик-энд, помнишь, я уехала к маме, тут он, наверное, и обнаружил. Может быть, нашел письмо или что-нибудь еще. Он был страшно рассержен, оскорблен и порвал со мной.

— Понимаю, — отозвался я, — понимаю. Бедный Палмер. Но все хорошо, что хорошо кончается, не так ли?

— Да, конечно! — Ее лицо расслабилось и вновь радостно засияло, словно сквозь напускную жесткость проступила свойственная ей душевная теплота. — Да, конечно! У меня гора с плеч свалилась. Я все-таки не лишилась Александра. Кто знает, быть может, этот опыт с Андерсоном и доказал мне, что моя любовь к Александру сильна и неподдельна. Вот почему я смогла сказать тебе правду и теперь начну жить честно. И я действительно благодарна Андерсону.

— Ты не лишилась Александра, — подтвердил я, — и не намерена терять меня. Значит, ты очень везучая.

— Значит, я очень везучая! — весело повторила она, отступила на шаг и взяла меня за руки.

Кто-то постучал в дверь. Мы бросились в разные стороны, как застигнутые любовники. Я откликнулся: «Входите!» Это оказалась Роузмери. Изящная, подтянутая, в новой маленькой черной шляпке, с тонким, словно карандаш, зонтиком.

— Приветствую вас, — чопорно проговорила она. — Я только что вернулась и решила забежать к вам на минуту. — Она шагнула вперед и положила сумку на письменный стол. — Я принесла вам авокадо, — начала она. — Увидела их в «Хэрродс» и подумала, что стоит купить, пока они есть, вы же знаете, они не всегда бывают. Еще не очень зрелые, но продавец сказал, что, если подержать их в теплой комнате, через день-два можно будет есть.