Читать книгу - "Четвертое сословие - Джеффри Арчер"

Около десяти утра Бенсон привез его в русский сектор. С кожаным саквояжем в руке Армстронг вышел из джипа и приказал водителю возвращаться в британский сектор. Он прошел через огромную арку к конторе Тюльпанова и с удивлением обнаружил, что у входа в здание его ждет секретарша майора.

Не говоря ни слова, она повела его по вымощенному булыжником двору к большому черному мерседесу, открыла дверцу, и Армстронг сел на заднее сиденье рядом с Тюльпановым. Мотор уже работал, и, не дожидаясь указаний, водитель выехал на площадь и двинулся в сторону автобана.

Майор не выказал никакого удивления, когда Армстронг передал ему разговор с Форсдайком и сообщил, что не сумел ничего узнать об Арбутноте.

— Они тебе пока не доверяют, Любжи, — пояснил Тюльпанов. — Понимаешь, ты — не один из них. И, возможно, никогда им не станешь.

Армстронг нахмурился и стал смотреть в окно.

Выехав за черту города, они взяли направление на юг в сторону Дрездена. Через несколько минут Тюльпанов нагнулся и передал Армстронгу небольшой потрепанный чемоданчик с инициалами «К.Л.».

— Что это? — спросил Дик.

— Все имущество, оставшееся после славного майора, — ответил Тюльпанов. — Во всяком случае, то наследство, на которое может рассчитывать его вдова. — Он протянул Армстронгу плотный коричневый конверт.

— А это? Еще какое-то наследство?

— Нет. Это сорок тысяч марок, которые Лаубер заплатил Шульцу за пакет акций «Дер Телеграф». Видишь ли, если в дело замешаны британцы, я всегда стараюсь действовать по правилам. «Играй, играй и не сдавайся!»^[14] — сказал Тюльпанов и после небольшой паузы добавил: — Полагаю, теперь у тебя есть все необходимые документы.

Армстронг кивнул и спрятал конверт в кожаный саквояж. Он снова отвернулся и стал смотреть на мелькавший за окном пейзаж. Он был потрясен видом разрушений и не понимал, почему они ничего не восстанавливают — ведь война уже кончилась. Он обдумывал, как вести себя с госпожой Лаубер, и молчал всю дорогу, пока они не подъехали к окраине Дрездена.

— Водитель знает, куда ехать? — спросил Армстронг, когда они миновали указатель ограничения скорости до 40 километров.

— Разумеется, — ухмыльнулся Тюльпанов. — Ты не первый, кого он везет к этой пожилой даме. Он владеет информацией.

Армстронг бросил на него недоуменный взгляд.

— Вот поселишься в Лондоне, Любжи, и кто-нибудь объяснит тебе смысл этого выражения.

Через несколько минут они остановились в центре около мрачного бетонного многоквартирного дома, который выглядел так, будто в него только вчера попала бомба.

— Квартира шестьдесят три, — сообщил Тюльпанов. — Лифта, правда, нет, Любжи, так что придется тебе карабкаться наверх ножками. Хотя уж в чем-чем, а в этом ты особенно хорош.

Армстронг вышел из машины, держа в руках свой кожаный саквояж и потрепанный чемоданчик майора, и зашагал по заросшей дорожке к подъезду довоенного десятиэтажного дома. Он поднялся по бетонной лестнице, радуясь, что госпожа Лаубер живет не на последнем этаже. На шестом этаже он свернул в узкий неоштукатуренный коридор и остановился перед дверью, рядом с которой на стене красной краской была намалевана цифра «63».

Дик постучал тростью по стеклу, и через несколько минут дверь открыла пожилая женщина. Казалось, она ничуть не удивилась, увидев у себя на пороге британского офицера. Она провела его по убогому темному коридору в крошечную холодную комнату с окнами, выходившими на точно такой же десятиэтажный дом. Армстронг сел напротив нее рядом с электрообогревателем, в котором работала только одна пластина из двух.

Старуха съежилась на стуле, закутавшись в рваный платок, и Армстронга охватила дрожь.

— Я видел вашего мужа в Уэльсе незадолго до его смерти, — начал он. — Он попросил меня передать вам это. — Он протянул ей потрепанный чемодан.

Госпожа Лаубер похвалила его немецкий, потом открыла чемодан, достала оттуда фотографию в рамке, на которой была изображена с мужем в день свадьбы. Следом появилась фотография молодого человека — вероятно, их сына, решил он. По ее печальному взгляду Армстронг понял, что он, видимо, погиб на войне. Потом она вытащила еще несколько вещей, в том числе сборник стихов Райнера Марии Рильке и старые деревянные шахматы.

Последними она достала три медали мужа. Потом подняла голову и с надеждой спросила:

— Он передал с вами какое-нибудь сообщение для меня?

— Только что он скучает. И еще он просил, чтобы вы отдали шахматы Арно.

— Арно Шульцу, — вздохнула она. — Вряд ли он еще жив. — Она помолчала. — Понимаете, бедняга был евреем. Мы потеряли с ним связь во время войны.

— Значит, я возьму это на себя и постараюсь выяснить, что с ним, — Армстронг наклонился и взял ее за руку.

— Вы так добры, — сказала она, вцепившись в него костлявыми пальцами. Она не сразу отпустила его руку. Потом взяла шахматы и протянула ему. — Я очень надеюсь, что он еще жив, — произнесла она. — Арно был чудесным человеком.

Армстронг кивнул.

— Муж еще что-нибудь передал для меня?

— Да. Он хотел, чтобы вы вернули Арно его акции. Сказал, что это его последнее желание.

— Какие акции? — впервые за время разговора в ее голосе прозвучала тревога. — Они ничего не говорили об акциях, когда приходили ко мне.

— По-видимому, вскоре после прихода Гитлера к власти Арно продал герру Лауберу акции какого-то издательства, и ваш муж обещал вернуть их сразу после окончания войны.

— Конечно, я бы с радостью их вернула, — дрожа от холода, сказала старуха. — Но, к сожалению, у меня нет никаких акций. Может, Клаус написал завещание…

— Увы, нет, госпожа Лаубер, — покачал головой Армстронг. — Во всяком случае, мы его не обнаружили.

— Как это непохоже на Клауса, — вздохнула она. — Он всегда был такой педантичный. Но, наверное, оно затерялось где-нибудь в русской зоне. Русским нельзя доверять, знаете ли, — прошептала она.

Армстронг согласно кивнул.

— Это не проблема, — заверил он, снова беря ее за руку. — У меня есть документ, который дает мне право позаботиться, чтобы Арно Шульц, если он еще жив, получил акции, принадлежащие ему по праву.

— Спасибо, — улыбнулась госпожа Лаубер. — Какое счастье знать, что это дело находится в руках британского офицера.

Армстронг достал из саквояжа договор на четырех листах и открыл последнюю страницу. Указав госпоже Лаубер на два поставленных карандашом крестика, он протянул ей свою ручку. Она поставила корявую подпись, не прочитав ни одного пункта, ни единой статьи договора. Как только чернила высохли, Армстронг спрятал документ в саквояж и защелкнул замок. Он с улыбкой посмотрел на госпожу Лаубер.